— Её мы нейтрализуем одной из первых. У неё же в деревне есть своя команда? Вы уже называли нам их имена. Сможете прислать голографии?
— Это будет трудно, но… Дайте мне два дня, и я всё сделаю.
— Один день! Если вы говорите правду и на наше послание откликнулась большая часть жителей, то события могут начать развиваться быстрее, чем планировалось. Так что и нам надо действовать быстрее… Вокруг луны сейчас наматывают витки два федеральных истребителя, так что долго говорить опасно. Голографии вышлите архивированным сообщением по закрытому одностороннему каналу. В ближайшее время связи не будет. Как только придёт пора действовать, мы выполним свою часть сделки. Будьте уверены. Всё, отбой.
* * *
Космос, 100-километровая орбита вокруг спутника Сталкерры, в это же время.
Лейтенанту Зарубину хотелось спать.
Заканчивалась его двенадцатичасовая, если так можно выразиться, «вахта» на борту истребителя около местной луны. Скоро надо будет разбудить Корнеева, чтобы уже тот следил за скрывающим что-то спутником планеты, а самому можно будет и отдохнуть…
Прошло трое суток с их вылета с базы. Ничего хоть чуть-чуть интересного они не обнаружили: новые датчики, можно сказать, молчали, выдавая лишь колебания показаний у самого нуля.
Связь с Мироновым осуществлялась по расписанию — каждые три часа, днём и ночью; создавалось ощущение, будто подполковник вообще не спал. Но доклады были стандартными, короткими и отрицательными: полёт нормальный, ничего не происходит, датчики не фиксируют значительных отклонений. Миронов выслушивал, коротко отвечал и отключался.
Время тянулось медленно. Нечем было занять себя, чтобы не потонуть в трясине скуки, засасывавшей пилотов с самого начала миссии. Но Зарубин и Корнеев держались: как бы то ни было, им платили именно за то, чтобы они выполняли приказы — летали в космосе или в атмосфере и, если потребуется, вступали в бой. Но последнее пока было излишним. Луна по-прежнему выглядела тихой и пустой, и неизвестно было, заметят ли они там что-то или нет.
От голода и жажды лейтенанты в любом случае не умерли бы: в кабине хранились недельный запас питательных брикетов и резервуар с водой — на случай, если придётся совершить аварийную посадку и дожидаться помощи. Это Зарубину и Корнееву пока не грозило, но на третьи сутки питания безвкусными кубиками и минерализованной водой хотелось уже сменить этот рацион на что-нибудь более основательное.
На борту маленьких — пять метров в длину — корабликов было трудно даже просто следить за собой. Они были рассчитаны на сравнительно короткие (максимум сутки) боевые вылеты и имели разве что гигиенические контейнеры, но никак не душевые кабины, которые втиснуть было решительно некуда, да и, если вдуматься, нерационально. Так что Зарубин мечтал поскорее вернуться на базу и наконец-то полноценно помыться.
Но ещё больше — дождаться окончания «смены» и поспать…
Взгляд лейтенанта упёрся в часы, высвечивавшиеся слева внизу на голографическом экране «приборной панели», и вдруг, заметив что-то, скользнул на строку с показаниями датчиков.
Зарубин сначала не поверил в то, что увидел. Затем поверил, и рот его непроизвольно чуть приоткрылся.
Теперь там были отнюдь не нули. Датчики показывали явное наличие электромагнитного поля в области спутника, лежащей в сотне километров под днищем и максимум в паре сотен — в сторону от истребителя.
Лейтенант знал, что показания всех приборов в каждом вылете на всякий случай записываются, так что по возвращении можно будет всё хоть сто раз посмотреть заново, однако сообщить о феномене было необходимо.
Рука Зарубина потянулась к аппаратуре связи и включила канал для общения с напарником.
— Второй, проснись! Проснись, кому говорю! Тут такое…
— Чего тебе, Первый? — раздался из динамика недовольный голос Корнеева, находившегося сейчас по другую сторону спутника, но квантовая связь позволяла не обращать внимания ни на какие преграды.
А пилоты, в каком бы они состоянии ни находились, не называли имён, используя в общении друг с другом позывные.
— Датчики фиксируют отклонения электромагнитного поля в области спутника, над которой я в данный момент пролетаю, — сухо проговорил Зарубин. — Похоже, это именно то, что нужно Базе. Поэтому не засыпай: нас в любой момент могут отозвать. Конец связи.
Лейтенант переключился на канал связи с Мироновым.
— База, я Первый, как слышно, приём? База, я Первый, как слышно?..
— Я База, слышу тебя, Первый, приём, — послышался усталый, но всё ещё твёрдый голос подполковника специальной разведки.
— База, я Первый, фиксирую отклонения, как поняли? Приём.
— Первый, понял тебя. Как долго длятся отклонения? Приём.
— Сорок секунд… Сорок пять… Амплитуда приблизительно ноль точка три единицы, повторяю — ноль точка три единицы. Как поняли? Пятьдесят пять секунд…
— Понял, Первый. Ждите, пока колебания не затихнут, и возвращайтесь. Приём.
— Вас понял, База. Конец связи.
Зарубин отключил коммуникатор истребителя и откинулся на спинку пилотского кресла.
Ну всё, скоро их с Корнеевым мучения прекратятся. И можно будет постоять хотя бы пару минут под душем, а затем восемь часов отдохнуть в постели, прежде чем их вызовет Миронов для подробного доклада…
* * *
Военная база Федерации, в это же время.
Миронов выключил браслет и устало откинулся на спинку кресла в своём кабинете.
За последние трое суток он спал максимум часов шесть, всего лишь трижды отлучившись с рабочего места в свою палатку из всех промежутков между докладами Зарубина и Корнеева. Он пребывал в постоянном напряжении, гадая: найдут что-нибудь, не найдут?.. — и тревожась за судьбу пилотов: как бы и их не расстреляли из гравидеструктора, как, возможно, случилось с «Би-202». Насчёт аномалии на орбите Сталкерры лейтенантов он предупредил, так что если с ними что-либо и случилось бы, то разве что по причине воздействия с луны.
Теперь эти волнения были позади, однако наставало время для новых.
Датчики, установленные на истребителях, не просто улавливали отклонения электромагнитного поля. Они распознавали именно те трудноуловимые колебания, которые возникали при квантовой связи. Сам разговор они подслушать извне не могли в силу мгновенной передачи данных при данном виде коммуникации; квантовую связь можно было перехватить, только подключившись незаметно к одному или обоим участвующим в диалоге устройствам. Но сенсоры сделали своё дело: они подтвердили факт связи между планетой и её луной, до этого бывший лишь подозрением Валевской и Миронова. И в связи с этим мысли возникали, мягко говоря, не очень радужные.
Прежде всего, этой ночью было доказано, что на спутнике Сталкерры действительно есть какая-то технологическая активность. И если неизвестно, когда и откуда она там взялась изначально, то напрашивается вывод, что она могла существовать там и до прилёта «двести второго», а значит, вероятность того, что этот корабль колонистов был сбит, возрастает многократно.
И просто чудо, что те, кто находился на местной луне, не захотели или не посмели уничтожить и два истребителя, три дня кружившие в ста километрах над поверхностью спутника.
«Хотя нет, — возразил сам себе Миронов, глядя в одну точку на противоположной стене кабинета. — Сбить федеральные военные корабли — значит выдать себя с головой, а неведомые лунные обитатели явно не хотели лишний раз светиться. А этот сеанс связи они провели, потому что не знали о новых датчиках, которые, в отличие от стандартных, смогли установить явную искусственность этих колебаний поля.
Следовательно, они могут не знать о том, что мы уже точно знаем об их существовании, — подумал подполковник. — Теперь нам надо решить: выжидать или напасть первыми? Если я отправлю туда всю эскадрилью истребителей, они поймут, что мы в курсе всего, и не станут церемониться. А если мы промедлим…»