В ноябре 1940 года я был назначен командиром звена и сразу же убыл в отпуск, а когда вернулся, то обнаружил, что за это время в полку произошли заметные перемены. Многие из летчиков, прибывших вместе со мной в часть, в том числе Чуб, Козлов, Шалашов, Журавлев и другие, были переведены в дальнебомбардировочную авиацию; командиры эскадрилий Цыбульник, Ехвалов и Лущаев убыли куда-то на запад. Теперь уже всем стало ясно, что назревают большие события. В разговорах все чаще звучало зловещее слово "война".
Начало февраля 1941 года ознаменовалось усилением боевой подготовки личного состава 150-го скоростного бомбардировочного авиационного полка. Пожалуй, впервые в истории нашей боевой авиации в условиях сурового Забайкалья были введены зимние лагеря. Смысл их заключался в том, что боевые подразделения перебазировались на полевые аэродромы и проводили боевую подготовку в условиях полного отсутствия подготовленной базы. Все сооружения: жилье, столовая, места для технических служб создавались из снега, обливались снаружи водой и служили хорошей защитой от ветра. В таких лагерях нужно было работать в течение двух недель. Бесконечные боевые тревоги днем и ночью, вылеты по готовности и бомбометания как на своем, так и на незнакомых полигонах стали явлением обычным.
Быстро накапливался опыт, росла выучка. Вскоре первые самолеты с объявлением боевой тревоги стали подниматься в воздух, укладываясь в половину нормативного времени. А части, закончившие обучение, продолжали убывать из Забайкальского военного округа к западным рубежам Отчизны.
Вспоминается такой эпизод. В феврале 1941 года заместитель командующего ВВС ЗабВО комбриг Г. И. Тхор ночью объявил полку боевую тревогу и только тогда послал на полигон команду для обозначения цели, чтобы проверка действительно оказалась внезапной. Так как полигон находился в двадцати километрах, то для приведения его в готовность требовалось всего около полутора часов. Для нанесения же удара по целям с воздуха зимой, по расчетам командования, авиаторам требовалось времени значительно больше. Каково же было удивление проверяющего, когда взлетевшее первым звено старшего лейтенанта Ушакова появилось над полигоном задолго до прибытия туда полигонной команды! Только позже комбриг узнал, что для повышения боеготовности в условиях суровой зимы майор Полбин приказал круглосуточно держать в непосредственной близости от самолетов горячее масло и воду. А хорошо тренированный технический и летный состав обеспечил быструю подготовку самолетов к вылету.
Несмотря на достигнутую высокую боевую готовность, учебные тревоги продолжались, и одна из них завершилась подъемом полка в воздух с посадкой на полевом аэродроме, где началась интенсивная тренировка в ночных и высотных полетах с бомбометанием по различным целям.
В конце мая прибыло молодое пополнение. Это были пилоты, окончившие нормальные военные авиационные училища с трехгодичным сроком обучения, по получившие при выпуске воинское звание "сержант". Вторая эскадрилья, которой в то время командовал капитан Южаков, приняла двенадцать сержантов-пилотов и приступила к вводу их в строй. В напряженной повседневной работе как-то незаметно пришла середина июня.
Вечером 16 июня И. С. Полбин собрал руководящий состав (я в то время исполнял обязанности заместителя командира 2-й эскадрильи) и дал указание о повышении боеготовности на случай возможных осложнений. Разумеется, мы в первую очередь подумали о каких-то новых провокациях со стороны японских милитаристов, нрав которых нам был достаточно хорошо известен. Командир полка вылетел на боевом самолете в штаб округа, а мы организовали проверку вооружения самолетов, готовности бомб к подвеске и улеглись спать только глубокой ночью. А чуть свет в палатку прибежал посыльный и объявил о сборе в штабе полка. Здесь уже были Полбин и начальник штаба майор М. П. Стадухин. На усталом лице командира, особенно на лбу, пролегли резкие морщины.
Руководящий состав полка собрался, а Полбин продолжал озабоченно изучать с майором Стадухиным какой-то документ. Так длилось минут пятнадцать. Затем командир встал; в серых глазах его блеснули живые задорные огоньки; усталости на лице будто бы и не бывало. Чеканя каждое слово, майор начал: "Объявляю решение Военного совета округа. ...С сего момента сто пятидесятый скоростной бомбардировочный авиационный полк приводится в полную боевую готовность. Штабу полка и командирам эскадрилий организовать вызов всех отпускников". Потом последовали конкретные указания о порядке дальнейшей работы.
И вот - подношены бомбы, заряжено и проверено бортовое вооружение, самолеты рассредоточены, отработаны вопросы управления экипажами в воздухе. Не знаю, то ли им передалось настроение командира полка, то ли мы сами уловили, что обстановка накаляется, но на стоянках самолетов не слышно было обычных шуток, смеха. Вылет мог оказаться и боевым - ведь теперь империалисты объявляли о состоянии войны уже после нападения. Так было на Хасане и Халхин-Голе, так действовали немецко-фашистские заправилы в Европе.
Но на этот раз, как говорится, все обошлось. Через три часа напряженного ожидания последовала команда: снять с самолетов боекомплект. Затем полк поднялся в воздух и перелетел на базовый аэродром, где нас сразу же вновь собрал майор Полбин и приказал организованно, в самое сжатое время - не более трех суток - своими силами разобрать самолеты и погрузить их в эшелоны.
Пожалуй, еще ни одна задача не казалась мне столь трудной, как эта. В самом деле, нужно было расстыковать бомбардировщик на его основные 5 частей, разъединить толстые жгуты проводов электро- и специального оборудования, десятки трубопроводов, не потеряв, не перепутав при этом ни одного винтика или шплинта, не нарушив изоляцию. Такую работу в обычных условиях могли выполнить лишь квалифицированные специалисты, причем далеко не так поспешно, как предлагалось нам. Но приказ есть приказ. Недостаток опыта в такой работе можно было восполнить только четкой организацией труда, строгим контролем.
Быстро были созданы бригады во главе с командирами, каждая из которых отвечала за свой участок. Мне довелось руководить бригадой из двенадцати человек, которая расстыковывала "Ф-1", то есть переднюю часть фюзеляжа самолета с бесчисленными проводниками от приборного оборудования, кабин летчика и штурмана. Кропотливая, "ювелирная" работа по разъединению и изоляции сотен проводников чередовалась с переноской вручную громоздких деталей и их погрузкой на платформы. Работа шла круглосуточно. И красноармейцы и командиры уже набили на руках кровавые мозоли, едва держались на ногах от усталости, по никто не жаловался не пытался найти дело полегче. После трехчасового, "академического", часа делали перерыв на 10 минут для приема пищи, которую подвозили нам прямо к самолетным стоянкам и снова спешили к технике.
За первые сутки при всем старании наша бригада разобрала только один самолет из двенадцати. Я пришел в отчаяние, прикинув, сколько же времени понадобится, чтобы завершить все работы. Но переживания оказались преждевременными. У нас был уже некоторый опыт, и бригада за вторые сутки "освоила" семь самолетов. Только было я успокоился, как вмешался новый, непредусмотренный фактор - усталость. На третьи сутки переутомленные, засыпающие на ходу люди резко снизили производительность труда, стали неосторожны: появились ушибы и даже ранения. Пришлось объявить пятичасовой перерыв, но ни у кого уже не было ни сил, ни желания идти в казармы или по домам, терять драгоценные минуты отдыха. Улеглись тут же, под крыльями самолетов, укрылись самолетными и моторными чехлами, плотно прижавшись друг к другу, и уснули, едва приняв горизонтальное положение.
К исходу 20 июня, в установленный приказом срок, вся работа была закончена, самолеты разобраны и погружены в эшелоны. Получили указание принять меры к маскировке. Подвезли несколько вагонов фанеры для укрытия техники, но и здесь сказалось отсутствие необходимых в любом деле знаний и навыков. Каждый работал как умел, на платформах вырастали какие-то фантастические надстройки, способные привлечь внимание даже самого нелюбопытного наблюдателя. К тому же сквозь щели в "конструкциях" упорно поблескивал металл обшивки самолетов. Все же к полудню 21 июня справились в конце концов и с этой задачей. И вот только теперь, когда вслед за изнурительным авралом наступила пауза, представилась наконец возможность окинуть взглядом, оценить выполненную работу и, откровенно говоря, подивиться человеческой выносливости, способности мобилизовать силы на достижение цели, которая сразу казалась практически невыполнимой.