Рано утром вылетели на По-2 с сержантом Новиковым, которого я взял на случай, если понадобится перегонять самолет обратно. Вообще-то Новиков был механиком этого По-2, но так как штатным расписанием летчик на эту машину не предусматривался, то Новикова быстро обучили технике пилотирования, и сержант стал полноправным хозяином По-2 на земле и в воздухе.
Приземлились под Москвой. Я, как обычно, взял шлемофон, планшет с картой района и направился в штаб. Там мне сообщили, что По-2 можно отпустить, а самому пока отдохнуть в гостинице. На вопрос, какое предстоит задание, ответили, что полечу на самолете самого командующего ВВС МВО, а о подробностях узнаю позже. С машиной же могу ознакомиться хоть сейчас.
Я сразу пошел на стоянку и осмотрел самолет. Он был действительно прекрасен. Золотые руки специалистов и рабочих авиапромышленности изрядно потрудились над его внешностью. В отличие от серийных машин, здесь каждая заклепка и каждый шов были тщательно обработаны; поверхности крыльев и фюзеляжа не покрашены эмалитом, а отполированы и покрыты тонким слоем специального лака. В кабине также были отшлифованы каждый рычаг и переключатель. Как и следовало ожидать, тормозных решеток на самолете не оказалось, и это лишало его главного предназначения - быть пикирующим бомбардировщиком.
Задание показалось довольно простым. С ним мог справиться любой летчик полка. Требовалось выполнить десяток полетов для проверки радиуса действия новой бортовой радиостанции. Но предусматривался лишь один полет в сутки. Значит, мне придется минимум десять дней находиться здесь, в отрыве от полка. Правда, Полбин оставил для меня лазейку, приказав возвратиться через сутки, но как ею воспользоваться? Телеграмма подписана командующим, те, кто проводят испытания, ни за что меня не отпустят. Ведь этим полетам придается исключительно большое значение.
Ничего сразу не придумав, доложил по телефону заместителю командующего о прибытии и тут же стал просить, чтобы меня вернули в полк или хотя бы разрешили улетать туда после каждого испытания. Уловив слабость доводов, попытался соврать, что не взял с собой летное обмундирование. Заместитель командующего сказал, что сейчас же даст команду тыловикам снабдить меня всем необходимым на месте. Тогда я кинул на чашу весов последний и самый веский, на мой взгляд, аргумент: сказал, что полк убывает на фронт и я могу отстать от своего боевого коллектива. Видно, своими просьбами я надоел полковнику Андрееву, и он наконец сухо сказал: "У нас некомплект инспекторов, и, если это будет нужно, оставим вас на сколько потребуется, не спрашивая ни у кого разрешения". И повесил трубку. Ему все было ясно.
Немного поколебался, а потом решил: улечу обратно в полк. В конце концов таково приказание Полбина. Да, но ведь и у него есть начальники. Иван Семенович, если его спросят, конечно, не откажется от своих слов, но это может повредить ему.
А не попробовать ли связаться по телефону с самим командующим? Не раз приходилось слышать о нем, как о человеке справедливом и внимательном к подчиненным. Да уж, если на то пошло, хуже, как говорится, все равно не будет.
Набираю нужный номер. Отвечает адъютант, говорит, что командующий, генерал Сбытов, - в войсках, но, если дело срочное, он может соединить меня с начальником штаба ВВС МВО. Я было обрадовался - хорошо, что не с Андреевым! Однако выяснилось, что начальник штаба осведомлен о нашем разговоре. И тогда я напрямик доложил, что командир полка подполковник Полбин приказал мне сегодня же возвратиться в часть. В ответ услышал: "Должно быть, у вас не очень разумный командир полка..." И снова - короткие гудки.
Такого оскорбления в адрес своего командира я снести не мог. Необдуманное, походя брошенное слово собеседника решило все окончательно. Не колеблясь, я направился к По-2, запустил вместе с Новиковым мотор и улетел. Уже в сумерках добрались мы до своего аэродрома. Как было условлено, низко прошлись над домиком Полбина и приземлились. Едва зарулили на стоянку, как подъехал Иван Семенович.
Я доложил обо всем, не скрывая подробностей. Командир поблагодарил за точное выполнение его приказа, сказал, что послезавтра вылетаем на фронт и наказать нас обоих едва ли успеют, разве только после войны. Усмехнувшись, добавил: "Видимо, из тебя выйдет все-таки командир, а не инспектор..."
В последний день перед отлетом самолетные стоянки напоминали растревоженный муравейник. Причем суета возникла вовсе не потому, что кто-то не укладывался в сроки подготовки, спешил. Наоборот, все было приведено в соответствие с требованиями, и теперь оставалось только выяснить, не забыли ли чего, узнать, как дела у других экипажей, не нуждаются ли они в помощи? То здесь, то там завязывались оживленные беседы, главным образом о положении на южном крыле советско-германского фронта, где нам предстояло вести боевые действия.
Не обошлось и без споров со сторонниками бомбометания с горизонтального полета. Дело в том, что полного единства взглядов на боевое применение Пе-2 выработать тогда еще не удалось. И хотя противников атак с пикирования было немного, аргументы в защиту своей точки зрения они приводили довольно веские. Ссылались, в частности, на то, что бомбометание с пикирования требовало рассредоточения самолетов на боевом курсе, а следовательно, ослабления оборонительного огня. Значит, возникала нужда в усилении их прикрытия, причем специально подготовленными истребителями. А эти вопросы рассматривались пока только теоретически.
В свое время, узнав об этих "разногласиях", Иван Семенович совершенно спокойно, но твердо заявил: "В боевых порядках бомбометание осуществлять так, как прикажет ведущий группы, а при полетах одиночно - кто как умеет, если на этот счет не последует точного указания командира. Но в любом случае боевое задание должно быть выполнено четко, наиболее эффективно и целесообразно".
...Последний вечер на тыловом аэродроме. Никто не сидит в помещении, все, словно сговорившись, вышли на воздух, под звездный купол. Конечно, немного взволнованы, как это всегда бывает перед большим событием. Отсюда и разговорчивость, желание поделиться с друзьями сокровенным. Вот рядом со мной, в курилке, вокруг врытой в землю железной бочки для окурков собрались стрелки-радисты. В центре группы - рослый добродушный сержант Иван Великородный. В начале войны он был оружейником, затем переучился на воздушного стрелка-радиста и летал в экипаже командира эскадрильи Ушакова. Этот храбрый и умелый воин впоследствии стал Героем Советского Союза.
Великородный рассказывал собравшимся о красоте сталинградских степей. Он, как художник, подбирал (а кое-где и сгущал) краски, создавая довольно яркое полотно. Товарищи слушали рассказ коренного сталинградца куда внимательнее, чем иную лекцию. И хотя я никогда ранее не бывал в сталинградской степи, мне была понятна любовь человека к тем местам, где он родился и рос, где начал познавать огромное всеобъемлющее слово "Родина". Понятны были и его боль за поруганную родную землю, за сожженные села и города, его нетерпеливое желание: бить и гнать врага, посягнувшего на самое святое для советского человека - честь, свободу и независимость Отчизны.
Наконец наступило долгожданное утро 13 июля. Куда только девалась вчерашняя суета - все сосредоточены и молчаливы. Несколько транспортных Ли-2 с техническим составом уже вылетели. Пришло время подниматься и боевым самолетам. Ведет эскадрилью Виктор Ушаков.
Какая скорость! Едва минуло два часа после взлета, как впереди широкой серебристой лентой заискрилась, заблестела под солнцем красавица Волга. Я уже видел ее раньше, в начале войны в районе Ржева. В тех краях она мало отличалась от реки Великой, на берегах которой я вырос. Но здесь Волга была совсем иной, действительно величавой и неповторимой...