...В середине марта наше командование приняло очень важное решение нанести массированный бомбовый удар по всем вражеским аэродромам в Курляндии. Успех этого налета избавил бы нас от тяжелых потерь. К сожалению, природа не способствовала выполнению поставленной задачи: наши полевые аэродромы в большинстве своем к тому времени раскисли. Перегруженные бомбами "пешки" увязали, недорулив до взлетно-посадочных полос, и некоторые авиачасти вообще не смогли взлететь. Растянувшийся взлет наших самолетов не позволил добиться внезапности удара - важнейшего условия успеха. Так, к моменту выхода двух наших девяток на аэродром Справа, где базировались немецкие истребители - асы, там оказалось лишь пять-шесть самолетов, и то, видимо, неисправных.
Нетрудно понять огорчение экипажей, пробивавшихся к цели сквозь все опасности, настроенных на бой, сконцентрировавших на выполнении задания все свои духовные и физические силы, когда они убеждаются, что их усилия израсходованы почти впустую. Боевое задание наши группы, ведомые П. С. Свойским и мной, выполнили, но большого ущерба врагу нанести не удалось. Что ж, бывает и так. Война ведь, в конечном счете, это не только противоборство людей и техники, но и умов. Враг у нас был сильным и коварным, с большим боевым опытом. В данном случае он оказался хитрее, сумел вывести авиацию из-под удара. Но ведь это частный эпизод, не способный повлиять на исход войны, которая уже была решена в пользу нашего великого народа. Тем и утешились, когда вернулись на аэродром после неудачного боевого вылета.
В первых числах апреля начался штурм Кенигсберга. 6, 7 и 8 апреля полк разрушал оборонительные объекты врага непосредственно в городе. Как п в начале Белорусской операции, в воздухе одновременно находилась масса наших бомбардировщиков, наносивших сосредоточенные бомбовые удары в ограниченном районе. Самолеты Пе-2, Ту-2 и ДБ-ЗФ авиации дальнего действия шли с разных направлений, сливаясь над Кенигсбергом в общий широкий поток. Над мрачным огрызающимся городом стоял сплошной дым, озаряемый огненными всплесками разрывов тяжелых авиабомб. Жалко было смотреть на него, по в сознании промелькнуло воспоминание о первом боевом вылете в июле 1941 года, о горящем Смоленске, о разрушенном Сталинграде, о разграбленной советской земле, о невозвратимых потерях друзей и близких, и это начисто смывало чувство жалости и вызывало непреклонное желание скорей добить ненавистного врага.
12 апреля наш полк перебазировался на аэродром Гросс Шиманен. Это уже непосредственно на немецкой земле, в ста километрах юго-западнее Кенигсберга. Собственно говоря, к этому пора было и привыкнуть - добивать врага надлежит на его территории. Даже авиация дальнего действия, достававшая еще в сорок первом до Берлина, подтянулась сюда, поближе к последним рубежам вражеской обороны. А нам - фронтовым бомбардировщикам место определено самим названием.
Гросс Шиманен - небольшой городишко. Но покинутый местным населением, полуразрушенный, почерневший от копоти, он больно смахивал на древнее поселение, откопанное современными археологами где-нибудь в Нубийской пустыне. Впрочем, у древних развалин, как правило, не сохраняются крыши. Мы же всем полком довольно сносно разместились в одном из уцелевших домов, в котором не столько жили, сколько ночевали. Напряженная боевая работа привязала нас к аэродрому от зари до зари. Дела складывались так, что и городишко посмотреть как следует не удалось, хотя очень хотелось побродить по его узким улочкам, понять, как и чем /кили здесь люди, среди которых выросли убийцы, человеконенавистники, ставшие слепым орудием в руках своры бесноватого фюрера. За недостатком времени этот психоанализ пришлось отложить. Но как память о боях в этом районе осталась фотокарточка, на которой наш замечательный полковой фотограф Иван Шемякин запечатлел меня и Евгения Селезнева среди городских руин.
С падением Кенигсберга сопротивление противника еще не было сломлено. Продолжалась битва на Земляндском полуострове. Оставалась в руках врага военно-морская крепость Пиллау с ее многочисленными фортами н небольшой прибрежной полоской суши. Враг оборонялся упорно, с каким-то исступлением. То, что он был еще силен и опасен, мы постоянно ощущали на себе. Немало оставили мы позади павших крепостей, но Пиллау оказалась одним из самых крепких орешков. Эту цитадель прикрывали густая сеть береговых и корабельных зенитных батарей, истребители, базировавшиеся на косе Фриш-Нерунг. За 12 дней боевых действий эскадрилья выполнила 480 боевых вылетов, обрушила на военно-морские объекты Пиллау и прикрывающие его форты более 170 тонн фугасных бомб крупного калибра. При плохой видимости бомбили с горизонтального полета, а в более благоприятных метеоусловиях - с пикирования. Зенитная артиллерия в районе Пиллау не ставила огневых завес видимо, не хватало боеприпасов. Но сопроводительная стрельба велась с такой кучностью, что в зоне огня приходилось постоянно маневрировать, ежесекундно оценивать обстановку и немедленно реагировать на ее изменения.
В ходе штурма Пиллау нашими сухопутными войсками мы с 20 апреля пятисоткилограммовыми бомбами с пикирования подавляли позиции крепостных орудий. К этому времени вражеские зенитчики как-то выдохлись и встречали нас лишь редкими одиночными выстрелами - не то "достреливали" последние боеприпасы, не то пребывали в состоянии шока, поняв, что близок конец.
Завершались бои в районе Земляндского полуострова. Судя по сводкам Совинформбюро, войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов ворвались в пригороды Берлина. Гитлеровская военная машина разваливалась под ударами Советской Армии. Час победы стремительно приближался. Резко сократилось противодействие нашим ударам со стороны зенитной артиллерии и авиации врага.
Какое-то пьянящее чувство охватило летный состав. У многих появились не свойственные им бравада, этакая лихость, беззаботная удаль. Словно бы соскочила какая-то защелка, державшая людей в постоянном напряжении, и все вокруг озарилось розовым светом.
Поддался этому благодушному настроению и я. Начал водить эскадрилью на Пиллау и форты, как на полигон, равнодушно поглядывая на редкие разрывы зенитных снарядов. Без всякого маневра подходили к боевому курсу, не торопясь перестраивались в колонну или пеленг звеньев и с двух-трех заходов поражали заданную цель.
Так было и в тот раз - 25 апреля 1945 года, когда я повторно повел девятку на подавление крепостной артиллерии в Пиллау. Как на параде, перестроил звенья в колонну и, погасив скорость, ввел самолет в пикирование. В эту секунду я скорее почувствовал, чем осознал рывок самолета в сторону. Тут же едкий дым окутал кабину, и в лицо ударила тугая струя воздуха. Убрав тормозные решетки, с разворотом вывожу самолет в горизонтальный полет и вижу огромное лохматое облако, повисшее над точкой ввода в пикирование. Стало ясно, что враг долго подстерегал нас, притупил нашу бдительность и едва не нанес коварный и роковой удар.
Убедившись, что самолет слушается рулей, я осмотрелся, Ведомые четко соблюдали строй, не оторвались, когда мне пришлось выравнивать машину. Ну что ж, начнем сначала...
Второй заход выполняли по всем правилам военного искусства, как бы разбуженные неожиданным залпом. Маневр... еще маневр... крутое пикирование, энергичный вывод с разворотом. Бомбы легли точно в цель.
Только после возвращения на аэродром выяснили, что моя машина пострадала относительно немного: было повреждено остекление кабины и правое крыло. А вот ведомому - лейтенанту Шебеко досталось больше - из-за перебитых трубопроводов гидросистемы ему пришлось выполнять посадку на фюзеляж. Кроме того, в обшивке насчитали более сотни пробоин.
Приближалось 1 мая 1945 года. Война на Земляндском полуострове закончилась, и от нечего делать стало скучновато. Прошел было слух, что нас могут нацелить на Берлин, но похоже, что авиации под Берлином было более чем достаточно. Как же и где доведется нам завершить войну? Неужели придется наблюдать ее завершающий этап со стороны? Памятуя, что всякое бывает, стали готовиться к первомайскому празднику, украсили помещение столовой, разработали программу торжеств, обсудили меню. Впервые праздник солидарности трудящихся готовились встречать мы за рубежом, на вражеской земле, к тому же - в преддверии Победы. Поэтому хотелось, чтобы был он особенно ярким и запоминающимся.