Спешившись, Баурджин размотал аркан и, раскрутив, набросил петлю на оставшийся в целости зубец. На самой вершине башни.
Оглянулся. Подтянулся. Полез.
Не то что бы было страшно, скорее как-то неуютно, что ли… В любой момент можно было ожидать стрелу. Пока спасало лишь то, что чужрчжэни слишком увлеклись битвой и ушли далеко вперёд. Однако, а вдруг мятежники из последних сил рванут в наступление? Что тогда? А тогда, уж наверное, лучше спрыгнуть…
Но Бог миловал, и князь спокойно добрался до вершины башни, где загодя были приготовлены заряженные взрывчатым зельем петарды.
– Отлично! – Осмотревшись, Баурджин потёр руки.
Всё было видно как на ладони – и серовато-жёлтые ряды мятежников, и – ало-зелёно-голубые – цзиньцев. Ну, вот туда вот… Вот, где совсем узенько. Ударить бы с тыла! Сейчас…
Поплевав на руки, Баурджин приладил на парапете бамбуковые трубки – ракеты. Одну – жёлтую – направил вертикально вверх, другую – красную – как раз туда, куда надо, на ту самую узость. Вытащив кресало, поджёг фитиль и, подавшись в сторону, зажал руками уши. Со свистом ушла вверх бамбуковая труба… с грохотом разорвалась в небе на тысячи солнечно-жёлтых осколков. Прямо Новый год… Только вот нет поздравлений партии и правительства. «Дорохгие товарищи…»
Честно сказать, Баурджин (Иван Ильич Дубов) недолюбливал Брежнева, ему куда больше импонировал деятельный и подтянутый Косыгин…
Ах вы, гады!
Пущенная снизу стрела едва не угодила нойону в глаз. Укрывшись за уцелевшими зубцами, Баурджин осторожно выглянул и чертыхнулся, узрев внизу человек десять цзиньцев – вероятно, арьергард или боевое охранение. Оп! Выбив каменную крошку, чиркнула по зубцу стрела. А вот ещё одна, ещё… Чёрт побери, а ведь и не высунуться! Хорошо стреляют, сволочи. А зачем им стрелять? Да ясно зачем – чтоб не высовывался. Значит, кто-то решил забраться на башню. Ну да, во-он тот дальний зубец захлестнула ремённая петля. И – тот… И этот…
Господи… Если б не стрелы… А ведь они его скоро достанут, эти цзиньцы. Ишь как слаженно действуют. Эх, была б гранатка… Гранатка… Баурджин заинтересованно осмотрел оставшиеся ракеты. Если ситуация не изменится, – а похоже, она вовсе не собиралась меняться, – чтобы указать направление наступающим, ему понадобится только одна, вот эта – красная. А эти две – синяя и зелёная. Вот вам и порох. Гранатки!
Связав обе ракеты вместе, Баурджин поджёг шнуры и, выждав требуемое время, швырнул импровизированные гранаты вниз, на головы цзиньцам. Громыхнуло с такой силой, будто нойон и в самом деле бросил гранату. Пока противники приходили в себя, князь быстро пересёк открытое пространство между зубцами и перерезал накинутые петли. И осторожно выглянул… Трупы – один, два… семь! Семеро. Вот это рвануло!
Вжик! Снова прилетела стрела! Да сколько же их там, этих цзиньцев? Нойон невольно улыбнулся – сколько? Шестьдесят тысяч!
Затаившись за зубцами, Баурджин замер, не подавая решительно никаких признаков жизни. Пусть думают, что попали… Ага, вот просвистел аркан. Натянулся… Кто-то лезет… князь приготовил саблю… вот-вот над зубцом должна показаться голова врага. И тогда… Ну, головы у него точно не будет. И вот!
Взмах сабли! Нет, не достал – противник просто отпрянул и полетел вниз нелепой тряпичной куклой.
Баурджин задумчиво покачал головой – а ведь больше они на этом не попадутся. Что же делать? А вот что! Использовать камни. Их ведь тоже можно неплохо метать вниз… под те зубцы, на которые накинут арканы.
Ломая ногти, нойон выломал-таки из стены подходящие камешки. Ну, прошу пожаловать в гости, господа чжурчжэни!
А никто в гости почему-то больше не лез. Не жаловал. Неужели – из-за негостеприимства хозяина? Ай-ай-ай…
Ого! Баурджину что-то показалось… нет, не показалось, послышалось… Ур-ра! Ур-ра! Ну да! Хур-ра! Боевой клич монголов, точнее, бывших среди монгольских войск тюрков!
– Хур-ра! Хур-ра-а-а!!!
– Хур-раа-а-а!
Поправив прилаженную меж зубцами ракету, нойон прицелился и поджёг запал.
Ввухх!!!
Огненно-красная стрела ушла точно в предназначенное ей место.
И туда же ринулась доспешная конница Джэбэ!
– Хур-ра-а!!!
Баурджин, ликуя, выглянул с башни… а затем и встал во весь рост, хорошо различая ворвавшихся в долину всадников. Вон, на холме, сам Джиргоадай-Джэбэ, с которым когда-то отбивались от нападения северных людоедов, вот у самой башни – Гамильдэ-Ичен с выбивающейся из-под шлема гривой тёмно-русых волос… побратим-анда… А рядом с ним – молодой воин в сверкающей на солнце кирасе… Алтай Болд! Сын!