– Да нужен монголам этот бордель! – в ответ на слова старика расхохотался какой-то вооружённый зазубренной алебардой воин. – Они дворец грабят – и наши кварталы им, похоже, совсем не нужны.
– Да, – согласился старик. – Во дворце есть что взять. Говорят, они нагрузили уже сотню телег! И этот обоз покидает город.
– Значит, скоро его покинут и монголы, – усмехнулся воин.
– И всё же пока не стоит на это надеяться, – громко заявил Баурджин. – Друзья, надо бы препроводить этих разбойников в надёжное место да запереть до суда.
– А кто вам сказал, что мы разбойники? – высокомерно вскинул голову Мао Хань.
Князь не удостоил его и взглядом, лишь обернулся и негромко позвал:
– Лэй!
– Согласен, согласен. – Мао Хань тут же опасливо втянул голову в плечи. – Ведите нас в узилище, господа, да поскорей.
– Я отведу! – громогласно пообещал воин. – До самой Северной тюрьмы доведу, если кто поможет.
– Поможем, поможем! Заодно узнаем новости про монголов. Вдруг и вправду уйдут?
– Уйдут? Не для того они город захватывали.
– И всё же ходят слухи…
– Какие ещё слухи?
– Многие видели вместе с монголами киданей Елюя Люге!
– Елюй Люге? Это ещё кто такой?
– Ну, тот самый, что поднял восстание на севере! Будто не слышали?
– Да слыхал… Ну, нам что кидании, что чжурчжэни – всё одно. Лишь бы не дикари!
– Да, кидани – это было б неплохо.
Отправив вместе с конвоем и захваченными разбойниками Лэй – для пущего контроля, Баурджин, тщательно вытерев ноги, вошёл в дом:
– Разрешите?
– О, господин! – узнав спасителя, вскочила с кана миловидная хозяйка, уже успевшая приодеться и накраситься.
– Вы – супруга Ба Дуня?
– Вы знаете моего мужа, господин?!
– Да, я его хороший знакомый. Бао Чжи – может, слышали?
Женщина задумалась и вдруг улыбнулась:
– А ведь и в самом деле, мой несчастный супруг как-то про вас говорил.
– Несчастный? Он, кстати, где?
– В дворцовой тюрьме, господин Бао Чжи.
– В дворцовой тюрьме? – негромко рассмеялся князь. – Надо же, какое совпадение – я как раз туда и направляюсь.
– Но там же монголы!
– Я сам монгол! – обернувшись на пороге, весело расхохотался нойон.
Без особых приключений миновав несколько устроенных по собственной же идее квартальных ворот, Баурджин выбрал укромное местечко и, распоров полу халата, вытащил оттуда золотую пайцзу с изображением головы тигра, повесил её на шею и уверенно зашагал в сторону дворцовой площади. И чем дальше шёл, тем больше вокруг становилось монгольских всадников. Некоторые тут же поворачивали к нему, но, увидев пайцзу, почтительно расступались.
Один – по виду десятник – даже участливо поинтересовался:
– Вы кого-то ищете, господин? Князь усмехнулся:
– Да, ищу, своего друга Джиргоадая-Джэбэ.
– Джэбэ?! – Воин едва не свалился с лошади. – Великий Джэбэ-нойон – ваш друг?
– Да. Полагаю, он будет весьма рад меня видеть.
– Он там, на площади, у ступеней дворца!
– Проводишь меня?
– С удовольствием!
Воин тут же спешился и, передав поводья коня подскочившему слуге, почтительно зашагал рядом с нойоном. Высокий парнишка лет двадцати, сероглазый, со смуглым обветренным лицом и выбивавшейся из-под шлема прядью рыжеватых волос. Кожаные, тщательно отполированные до блеска латы, синий плащ, на боку – тяжёлая сабля в обтянутых красным сафьяном ножнах.
– Ты меркит? – на ходу поинтересовался князь.
– Нет. Я из кераитов. Моё имя Навгал.
– Знаю кераитов, бывал в их кочевьях. – Баурджин улыбнулся. – Давно в походах, Навгал?
– Четвёртый год. Как они здесь живут, господин? – Покосившись на трёхэтажные дома и высокие стены, десятник с ужасом передёрнул плечами. – В этих теснинах, друг у друга на головах… Кстати, господин, вот мы и пришли!
Навгал показал рукой на столпившихся на широких ступенях дворца людей в сверкающих доспехах и шлемах:
– Тот, крайний, – Джэбэ-нойон.
Баурджин усмехнулся:
– Я вижу.
– Позволите сопровождать вас, господин? Князь усмехнулся – а десятник-то ушлый.
– Ну, что ж, идём.
Они прошли мимо всадников, мимо груженных награбленным дворцовым добром телег, мимо вьючных верблюдов, мимо пленников…
– Здравствуй, Джиргоадай! Сонин юу байна уу? Какие новости?
Полководец немедленно обернулся – совсем ещё молодой, подтянутый, крепкий. С минуту вглядывался, потом улыбнулся, показав ослепительно белые зубы: