– Чен, а где твой пояс? Ну, тот, широкий, с кистями.
– Это вечерний пояс, мой господин.
– Вот что – дай-ка его Лэй.
– Но…
– Не навсегда, на время. Да, и завяжи его на ней эдак позаковыристей. Ну, как ты умеешь.
Лэй фыркнула, а заметно возгордившийся после слов господина Чен ловко завязал пояс. И в самом деле – красиво.
– Ну, пожалуй, всё. Идём, парни… Тьфу ты, Лэй, – не прими на свой счёт.
Конечно, Баурджину было бы сейчас намного удобней не таскать с собой слуг, но местные обычаи того требовали. Ещё бы, чай, не к тёще на блины собрался, а в государственное учреждение, куда каждый уважающий себя человек всенепременно являлся в сопровождении слуг, ежели таковые у него имелись.
Приёмная господина Цзяо Ли располагалась на первом этаже обширного строения, украшенного витыми колоннами и позолоченными карнизами, с загибающейся кверху крышей травянисто-зелёного цвета – как и положено по статусу.
Секретарь – толстощёкий молодой человек лет двадцати – двадцати пяти, важный и разряженный, словно павлин, – вальяжно принимал посетителей, большей частью торговцев и провинциальных шэнь-ши, прибывших в Восточную столицу по каким-то своим делам.
Дождавшись очереди, Баурджин попросил записать его на приём как можно скорее. Секретарь лишь поцокал языком – вас, мол, тут таких много, а господин Цзяо Ли – один, да и вообще – не раньше чем через неделю-другую. А потом посмотрел на князя искоса… этак нагло-просительно посмотрел, крапивное семя! А вот чёрта тебе в ступе, а не взятку!
– Жаль, жаль, – покачал головой нойон. – А я так хотел засвидетельствовать благороднейшему господину Цзяо своё почтение. Это же мой спаситель! Воистину, где б я был без него? Остался бы лежать средь пыльных сопок с разбойничьей стрелою в груди. Жаль, очень жаль, что господин Цзяо не сможет меня сегодня принять.
Баурджин разочарованно отошёл.
– Постойте, постойте! – Быстро сообразив, секретарь кинулся за князем – и куда только подевалась его вальяжность?
– А? Что? – нарочито медленно обернулся нойон.
– Так вы – господин Бао Чжи?! – Толстощёкий улыбнулся такой смущённо-виноватой улыбкою, словно бы только что не признал родного брата. – Господин Цзяо Ли не так давно справлялся о вас… О, любезнейший господин Бао! Немножко подождите – я немедленно доложу о вас.
Видя столь чудесное преображение надменного секретаря, посетители недоумевали. Правда, не все – нашёлся кое-кто, кто был в курсе дела, Баурджин хорошо расслышал пронёсшийся в приёмной шепоток:
– Это он, он! Тот самый дансян, спасённый нашим великим шэньши!
Да-а, хорошо быть спасённым, особенно если спаситель – столь важный чиновник.
Господин Цзяо Ли принял Баурджина этим же вечером. В просторном, богато обставленном кабинете ярко горели светильники. Резная мебель на позолоченных ножках – кресло и стулья для посетителей, длиннющий, покрытый зелёным сукном стол, – золотая клетка с канарейкой – всё говорило о влиянии и значимости столь почтенного должностного лица.
– Да благословят вас боги, уважаемый и великодушнейший господин! – с порога поклонился князь. – Поистине, не знаю, как и выразить вам всю свою благодарность, всю свою почтительность, всю свою радость от встречи с таким благородным человеком, как вы, господин Цзяо! Позвольте прочесть вам сочинённые лично стихи?
– Что ж, читай, Бао. – Чиновник довольно ухмыльнулся. – А потом расскажешь, как идут дела.
Не доходя до стола шагов пять, Баурджин выставил вперёд левую ногу и, воздев правую руку к небу – сиречь к потолку, – прочёл:
Так себе были стишки – рифма хромала, но господину Цзяо понравились, он даже покраснел от удовольствия.
– Вот, господин, соблаговолите принять. – Князь с поклоном протянул чиновнику заранее записанные стихи.
Цзяо Ли благосклонно принял подарок и, жестом пригласив сесть, поинтересовался насчёт открытия торгового дома, которому ему так хотелось покровительствовать.
– Думаю, уже скоро, – приложив руки к сердцу, клятвенно заверил Баурджин. – Весна, лето… Где-то так.