Ладно… Чуть выждать… Чуть.
Главное – не пропустить момент.
Вот они идут… шаг, второй… Кончики шестов со свистом разрезают воздух…
Третий шаг… четвёртый…
Пора!
С быстротой молнии Баурджин отпрыгнул назад и, оттолкнувшись от земли, вихрем взлетел на помост.
И бросился по нему влево.
Парни – за ним. Нет, оказались умными, на что и рассчитывал князь: один всё же остановился и побежал к другому краю помоста. Ага – а что, если «глупая деревенщина» просто возьмёт да спрыгнет? Нет, сообразил. Остался на земле, пытаясь ударить концом шеста по ногам нойона.
Князь усмехнулся. Вот и второй. Идёт, держа в руках шест, словно канатоходец. Сделав шаг навстречу врагу, Баурджин взмахнул саблей. И тут же клинок задрожал, запел от могучего удара краем раскрученного шеста! Аи, скверно… Ещё один такой удар, и…
Нойон тут же изменил тактику, стараясь больше уклоняться, подпрыгивать. И выбрать момент. О, князь умел терпеливо ждать! А этот, вражина, судя по всему, – нет. Он крутил шестом, словно ветряная мельница крыльями, и в этом была его сила… а вместе с тем и слабость.
Баурджин смотрел как бы сквозь противника, не на руки и не в глаза, угадывая каждое его движение. Вот враг сейчас передвинет левую ладонь так, а правую – этак. И оттого шест пойдёт кружить. Что ж, отойдём чуть назад, отпрыгнем. Ага! Надоело играть в бабочку? Ты, парень, переставил руки… хочешь ткнуть концом шеста в живот или грудь, хм… «коли – раз!». Красноармеец хренов! Ага-а-а… А мы – так!
Неуловимым движением клинка Баурджин обвёл метнувшийся в него шест и, уклонившись от него, достал острым концом сабли вражескую грудь!
Противник выпустив из рук шест, зашатался… и, издав слабый стон, полетел в чан с известью.
А князь уже спрыгнул на землю. Крутанул в воздухе саблей… и презрительно, с этакой ленью, зевнул.
Этот, третий, пожалуй, был не боец. Вон как бегают глазки! И с каким страхом он смотрит то на руки князя, то в глаза – совсем не так нужно смотреть в бою. Да, ещё не забыть про старика сторожа – как бы не было от него каких неприятностей. Значит, с этим пора кончать – извини, друг…
Легко отбив шест, Баурджин взмахнул саблей, уловил жалостливый взгляд врага…
– Оставьте его в покое, дражайший Бао!
В последний миг удержав саблю, князь скосил глаза на голос:
– Господин Лян?!
– Да, это я, – с улыбкой отозвался чиновник, за которым угадывался целый отряд вооружённых людей в пластинчатых панцирях и железных шлемах, с клевцами и короткими копьями.
– Со мной Мао Хань, следователь по делу «красных шестов». – Обернувшись, Лян с улыбкой кивнул на худосочного господина с узеньким, чем-то напоминавшим крысиную морду лицом. Мы, видите ли, вовремя вышли в рейд – шли по улице Фонарей, когда прибежал старик сторож.
– А, – догадливо протянул Баурджин. – Так это он вас позвал?
– Он, он… – Первый секретарь Лян весело улыбался.
Тем временем следователь Мао Хань отдавал приказы стражникам. Те уже живо скрутили оставшегося в живых разбойника и теперь пытались выловить из чана другого.
– Хотите вина, господин Бао? – неожиданно предложил секретарь.
– А у вас есть?
– Ну как же в ночном рейде – и без вина? Помилуйте, право. Эй, Хань, несите кувшин и кружки. Пейте… Какая у вас интересная сабля!
– Отобрал у этих, – усмехнулся нойон. – Похоже, монгольская.
– Надо же! Позвольте взглянуть?
Взяв саблю за кончик клинка, Баурджин протянул её Ляну… весёлая улыбка которого вдруг неожиданно превратилась в гримасу!
– Ну, – кивая на Баурджина, жёстко бросил стражникам секретарь. – Хватайте его, что стоите?
На опешившего нойона накинулось сразу несколько.
– Позвольте, позвольте, – закричал князь. – Я – честный человек. Я протестую!
– Ах, извините, – издевательски отозвался Лян. – После всего, что вы тут натворили, я просто вынужден арестовать вас, любезнейший господин Бао!
Глава 14
«ЧЁРНЫЙ ДРАКОН»
Весна – лето 1211 г. Ляодунский залив
Мрак наверху и у самой земли,
Чары ночные на воды легли.
Сквозь плохо проконопаченные доски струйками сочилась вода, она стояла и под ногами, плескалась снаружи, да, казалось, была везде. Каморка – часть перегороженного досками трюма – оказалась маленькой и тёмной, с низким – так, что никак нельзя выпрямиться – потолком. Стоять было нельзя, лежать – из-за воды – тоже, оставалось лишь в полусогнутом состоянии опереться на внутреннюю стенку, что князь сейчас и делал, на чём свет стоит кляня собственную доверчивость и глупость.