— Ты испугалась?
— Конечно! Мы же со Славиком здесь совсем одни, — возмутилась я, и себе под нос тихо. — Бог с ним, со Славиком, — я одна.
— Если ты шла по тропинке, почему мы тебя не видели? — гораздо спокойнее спросил Ласснир.
— Я заблудилась.
— Как можно заблудиться на тропинке? — фыркнул он.
Руки вспотели, стало труднее держаться за скользкую древесину.
— Было темно. Я куда-то повернула и вышла к речушке.
— Почему не вернулась на тропинку?
— Я искала, — взглотнула, вспоминая, как страх сдавил горло, когда поняла, что заблудилась. — Было темно, и я решила подождать до рассвета.
— Почему ты меня не позвала?
Мой голос сорвался на всхлип, и говорить, чтобы не выдать своего состояния, стало невозможно. Я тихо прошептала:
— Я звала.
— Если бы позвала, я бы пришел.
Слух у дракона тонкий, можно и не напрягать связки.
— Почему ты не позвала меня. Я ведь тебе рассказывал как.
Я отвернулась от Ласснира, чтобы он не видел слез. Я звала, очень звала. Там у ручья звала изо всех сил. Но он все не приходил и не приходил. Тогда я поняла, что не на кого надеяться. Никто не придет.
Так уже было раньше. Я верила и ждала. Верила и ждала, но никто не приходил. Никто не защитил и не спас.
— Ответь мне. Ты звала меня?
Эрдо почуяв неладное, зашипел дракону:
— Прекрати, ты расстраиваешь ее.
— Ничего подобного. Я просто хочу знать.
— Ну, не сейчас же!
— А когда?
— Вот спуститься…
Я резко наклонилась вперед и крикнула:
— Звала. Я звала тебя, — цепляясь одной рукой за выступ. — Но может это ты не хотел меня услышать.
Рука заскользила. Теряя равновесие, я с ужасом поняла, что Матик не спасет. Он рванул на помощь, но ветки дерева не позволили ему подлететь ближе.
И почему именно сейчас вспомнилось причина, из-за которой я побаиваюсь высоты. Мне было лет восемь. Родители как обычно летом повезли к бабушке Маше. Но в тот год и тетя Рита привезла своего самого младшего, белокурого ангелочка — Славу. Ему было четыре с половиной. Шустрый и непоседливый ребенок. Деревенская соседка тетя Таня, в первый раз увидев, почему-то назвала его бесенком в ангельском обличии. Ох, следовало бы мне тогда прислушаться к ее словам.
И вот, бабушка куда-то уехала, меня, конечно же, оставив присматривать за ним, а он возьми и заберись по лестнице, а затем по балкам на крышу сарая. Как я уже говорила, сарай был нечета другим — большой и вместительный. Я полезла за ним на козырек. До земли было достаточно, чтобы упав, сломать ноги или руки. Как уж повезет.
Слава стоял, подперев руки в боки, и смотрел вниз.
— Слезай, — крикнула я ему. — Упадешь. Бабушка ругаться будет.
— Нина, — вдруг заговорил Слава, хотя до этого из него и слова было не вытянуть. — А ты умеешь литась?
— Литась? Ты хотел сказать — летать.
— Да, литась.
— Нет, — удивилась я. — Не умею.
— А давай проверим.
И этот паршивец столкнул меня с козырька. Очень хорошо помню, как полуобернулась к нему, пока Слава толкал под колени. Встретила ясный взгляд зеленых, словно цветущее болото, глаз, — Слава это делал не со зла, он был совершенно уверен, что я полечу. Ноги, обутые в новые босоножки, заскользили, и я камнем рухнула в низ. Но в последнюю секунду кто-то меня спас. Чьи-то сильные, надежные руки подхватили на лету и прижали к могучей груди. Я слышала, как часто бьется сердце в этой груди, отзываясь во мне таким же ритмом. Это было так давно.
Я падала. Из-за ослабленной гравитации, чуть медленнее, чем обычно, успевая встретиться взглядом с кузеном, и вспомнить. Расцарапав о доски ладони, соскользнула с крыши.
Перехватило дыхание, ветка до крови хлестнула по лицу, и я упала… в объятья.
Ласснир успел поймать, и с силой прижал к себе. Мои руки окоченели, и в голове билась одна мысль: «Жива! Жива! Жива!». Прижатая к груди, я слушала, как бешено, барабанит его сердце. Было ощущение, словно мне динамик под ухо поставили.
Неожиданно все затихло. Я как оглохла. Вокруг образовался вакуум, меня выдернуло из реальности и окунуло в нестерпимый жар. Языки невидимого пламени, лаская кожу, проникали в тело, но не причиняли вреда, а выжигали страх и боль. Мысли вспыхивали, как искры, и сразу гасли. Тепло разливалось по телу, рождая непривычные чувства полной защищенности и единства.
Ласснир ослабил хватку, и я вернулась к действительности. Дыхание срывалось, колени подогнулись, а в сердце поселилась чья-то безмерная тоска, и сквозь шум услышала ворчливый голос Эрдо.
— Ну, все я пошел. Дальше сами разберетесь.