– Это был брак по договоренности? – спрашиваю я Марго.
– Нет. Мистер Кинг сам выбрал ее.
Оу.
Может быть, он действительно любил ее. Но мне трудно поверить, что Джонатан мог кого-то полюбить. Не похоже, что он любит даже своего собственного сына.
В этом нужно еще покопаться.
Я просто надеюсь, что в конечном итоге не пожалею об этом.
– Могу я посмотреть библиотеку? – Я обхватываю пальцами горячий шоколад. – У меня есть кое-какая домашняя работа.
– Дальше по коридору налево. – Она указывает на картошку. – Извини, я не могу тебя проводить.
– Все в порядке. – Я беру свой рюкзак и напиток. – Спасибо.
– Дай мне знать, если захочешь что-нибудь поесть.
– Конечно.
Сначала я пытаюсь подняться на верхний этаж, где, как мне кажется, находится офис Джонатана, но затем, проходя по коридору, замечаю маленькие мигающие камеры.
Дерьмо.
Почему я никогда не замечала их раньше? И кто, черт возьми, ставит камеры в собственном доме?
Побежденная, я направляюсь в библиотеку. Ее пространство настолько обширно, что почти поглощает весь первый этаж. Она даже больше, чем театральный зал, и это о многом говорит.
Ряды и вереницы книг простираются так далеко, насколько хватает взгляда.
Старые книги. Большие книги. В твердом переплете. В мягкой обложке.
Черт возьми, здесь даже есть несколько первых изданий.
Интересно, есть ли у них здесь какой-нибудь Сунь-цзы?
Три стола из темного дерева и стулья с мягкими сиденьями аккуратно расставлены в центре комнаты. Пахнет старой бумагой, и я не могу удержаться, чтобы не вдохнуть этот аромат.
Я ставлю рюкзак и напиток на стол и подхожу к деревянным рядам, пробегая пальцами по некоторым книгам, написанным на русском и французском языках.
Кто-то полиглот.
Опустив голову, я осматриваю углы на случай, если здесь притаились камеры.
Я не замечаю никакого мигания, но это меня не успокаивает.
В этом особняке есть что-то жутковатое. Я все время нахожусь в состоянии повышенной тревожности.
Я отпускаю себя только когда Эйден рядом, но, возможно, это тоже ошибка.
Мое внимание привлекают несколько книг по психологии. Марго упомянула, что Алисия читала их Эйдену.
Как-то Коул упомянул, что книга по философии «Тошнота» тоже принадлежит Эйдену.
Я беру книгу в мягком переплете о свете в сознании или о чем-то в этом роде. Она написана Дж. Э. Хэмптоном. Никогда не слышала ни о нем, ни о книге.
На обложке пыль, значит, к ней не прикасались много лет.
Я открываю книгу.
Посвящение гласит:
«Неизвестному. Тебе следовало убить меня».
Фраза «Тебе следовало убить меня» подчеркнута красным карандашом.
Я открываю первые страницы и читаю. В ней рассказывается о ком-то, кто пытается найти свой путь после хронической депрессии. Я читаю несколько страниц и замечаю, что некоторые слова подчеркнуты красным, как на странице посвящения.
Потерянный.
Помощь.
Жизнь.
Живой.
Мертвый.
Это продолжается до конца книги.
Я достаю еще одну. В посвящении ничего не подчеркнуто, но внутри книги выделены подобные слова.
Сохранить.
Убить.
Любовь.
Я достаю еще одну книгу, потом еще и еще. Почти одно и то же во всех книгах. Затем я нахожу кое-что другое.
Посвящение в другой книге гласит:
«Джей, спасибо, что спас мне жизнь».
Оно перечеркнуто красным, а под ним изящным почерком написано.
«Тебе не следовало спасать мою жизнь».
У меня перехватывает дыхание. Это Алисия?
Я беру около десяти книг и сажусь за стол, просматривая их.
Я нахожу посвящение, в котором говорится:
«Бойцам. Оставайтесь живыми».
Под ним все тот же элегантный почерк.
«Худшее, что можно пожелать человеку, который хочет умереть, – это остаться в живых».
Я сглатываю.
Значит, она была склонна к самоубийству.
Знал ли об этом Эйден?
Мое сердце сжимается при мысли о маленьком мальчике, ставшем свидетелем суицидальных наклонностей своей матери. Неужели она сделала что-то травмирующее у него на глазах?
При этой мысли на меня накатывает волна тошноты.
Я еще немного перелистываю страницы.
И нахожу еще одно посвящение.
«Моему сыну. Ты придал смысл моей жизни».
Под ним есть строка, а затем улыбающееся лицо. Мое сердце согревается, пока я не читаю надпись под ним.
«Но я бы хотела, чтобы ты никогда не рождался».
Я моргаю, перечитывая это снова.
Неужели она сказала это о своем собственном сыне? Какого черта?
Книга старая и пыльная, и, похоже, к ней никто не прикасался со смерти Алисии. Бросив последний взгляд на окружающую обстановку, я запихиваю книгу в рюкзак.