Он не мог исчезнуть.
К горлу подкатывает тошнота, и я бегу в ванную. Падаю на колени на твердую плитку и опорожняю желудок.
Я остаюсь на коленях даже после того, как меня перестает тошнить, переводя дыхание.
Слезы текут по моим щекам и капают на руки.
– Илай… – всхлипываю я. – Илай – тот, чье имя нельзя называть.
Почему его нельзя называть по имени и почему его больше нет в моей жизни?
Я обхватываю голову руками и бью по ней кулаком снова и снова.
Почему я не могу вспомнить? Почему, черт возьми, я не могу вспомнить?
Мое сердце чуть не разрывается от сокрушительной волны горя.
Как будто мою грудную клетку вспарывают и разрезают на части, и все, что я могу делать, – смотреть.
Точно так же я наблюдала, когда Илай вошел в то озеро, а я не смогла последовать за ним.
Илай.
Кто, черт возьми, такой Илай и почему я вдруг чувствую, что потеряла большую часть себя?
– Илай… – Его имя вырывается сдавленным всхлипом.
Зуд под кожей впивается в мои руки, как иглы. Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги и снова и снова мою руки.
Я не останавливаюсь даже после того, как моя кожа краснеет. Я хочу вымыть руки отбеливателем.
Но даже это не сделает их чистыми, не так ли?
Я смотрю на свое растрепанное отражение в зеркале. Волосы торчат во все стороны, а глаза налиты кровью. Слезы оставляют дорожки на бледных щеках.
Это не просто какая-то боль.
Это хроническая боль.
Илай был кем-то важным из моего прошлого, и я стерла его точно так же, как стерла маму и папу.
Точно так же, как я стерла все остальное.
– Что с тобой не так? – шепчу я своему отражению. – Почему ты не можешь быть нормальной?
Знаете что?
Достаточно.
С меня хватит того, что я ставлю благополучие других превыше своего собственного. Я встречусь с дядей лицом к лицу и потребую, чтобы он рассказал мне все, что ему известно.
Я потребую, чтобы он отвез меня обратно в Бирмингем.
В течение десяти лет я думала, что смогу выжить, не зная своего прошлого.
Но без корней нет будущего. Я навсегда останусь в этом вихре эмоций и пугающих кошмаров.
И горя.
Сокрушительного горя.
Я едва могу дышать, когда думаю об Илае. Дядя должен сказать мне, кто такой, черт возьми, Илай.
Умывшись и приведя себя в порядок, я надеваю форму. Выходя из комнаты, я проверяю телефон, но от Эйдена по-прежнему нет сообщений.
Мое сердце бьется сильней, но я проглатываю боль. Я выхожу из своей комнаты с решимостью, бурлящей в венах.
Сегодня я встречусь лицом к лицу со своими страхами.
Сегодня я узнаю все, что тетя и дядя скрывали годами.
Это больше не один из вариантов. Это необходимость.
Я спускаюсь по ступенькам, глубоко дыша и собирая все мужество, которое во мне есть.
Это первый раз, когда я потребую, чтобы они рассказали что-то о моем прошлом.
Я рассчитываю на понимание дяди. Будем надеяться, он не передумал.
– Она прямо наверху, – говорит тетя напряженным тоном. – Давайте поговорим в другом месте.
Я останавливаюсь у подножия лестницы в углу гостиной, откуда доносится ее голос.
Значит, вчера вечером она вернулась домой.
– Это такое же хорошее место, как и любое другое.
Мои мышцы напрягаются от этого голоса.
Голоса, который я никогда не хотела слышать в своем доме.
Никогда.
Может, мне мерещится?
Наклонившись вбок, я слегка заглядываю в гостиную.
И прикрываю рот рукой, чтобы подавить вздох.
Это он.
Джонатан Кинг.
Джонатан гребаный Кинг сидит на стуле в гостиной. На нем черный костюм, который, кажется, сошел прямо с показа мод от Армани.
Тетя и дядя сидят на диване напротив него.
Я смотрю на них в профиль, но вполне могу разглядеть выражение ужаса на лице тети и потемневшие черты лица дяди.
Что, черт возьми, происходит?
– Мистер Кинг, – говорит дядя почтительным спокойным тоном. – Пожалуйста, давайте сделаем это снаружи.
– Я бы предпочел сделать это прямо здесь. – Он выглядит совершенно расслабленным, как будто ему принадлежит не только это место, но и все, кто в нем находится.
Ясно, от кого Эйден унаследовал свою приводящую в бешенство уверенность.
– Мы благодарны вам за помощь, – говорит тетя. – Но мы уже вернули вам долг.
– Вернули мне долг? – Джонатан невозмутим. – Ничто не может отплатить за спасение человеческой жизни, миссис Куин. Как вы думаете, если бы я не оплатил операцию Эльзы, она была бы жива?
Мое сердцебиение учащается, отдаваясь в грудной клетке и ушах.
Джонатан оплатил мою операцию? Какого черта он это сделал?
– Вы правы, – подхватывает тетя. – У нас не было денег, и если бы вы не протянули щедрую руку помощи, Эльзы бы с нами не было.