Эти ярко-голубые, голубые глаза.
Они обведены слезами и красны, будто она плакала с тех пор, как я оставил ее десять лет назад.
— Как ты можешь смотреть мне в лицо? — ее голос едва слышен шепотом.
— Я же говорил тебе, — бормочу я. — Ты была призраком.
— Ты увидел во мне мою мать в тот первый день в школе, не так ли?
Ее голос срывается, словно она не хочет произносить эти слова.
Она права. И иногда я вижу ее, когда она выходит из своей стихии.
Но я ни разу не принимал ее за кого-то другого.
Это Эльза.
Моя Эльза.
Я буду бороться с гребаными призраками, если придется.
— Ч-что сделала мама, Эйден?
У нее дрожат руки и ноги. Она вся дрожит, будто сходит с ума от прилива адреналина.
— Не надо.
— Не надо чего?
— Не задавай вопросов. Не сейчас. — я вытаскиваю ее мокрые руки из-под воды и держу их в своих. — Я хочу почувствовать тебя, Эльза. Я хочу запечатлеть себя под твоей кожей так же глубоко, как ты запечатлела себя под моей.
— Как? — она всхлипывает, задыхаясь от слов. — К-как ты можешь хотеть меня, когда я ненавижу себя прямо сейчас?
— Ты можешь ненавидеть себя, но я все равно буду хотеть тебя, милая. — я притягиваю ее к себе и хватаю за бедра. — Я же говорил тебе, что буду защищать тебя, помнишь?
Она смотрит на меня разбитыми голубыми глазами.
Этот взгляд вызывает у меня желание вырвать свое сердце и положить его к ее ногам.
Точно так же она смотрела на меня, когда впервые увидела в подвале своих родителей.
И взгляд, который она бросила на меня, когда я в последний раз видел ее в том гребаном доме.
Это она. Не ее мать.
Эльза всегда отличалась от монстров, которые правили ее жизнью.
Иногда она может быть ими, но в глубине души она не изменилась.
Она не стала такой, как я.
Используя ее бедра, я толкаю ее, пока она не упирается спиной в стену.
— Я хочу тебя. Я нуждаюсь в тебе. Ты единственная, кто мне когда-либо будет необходим.
— Эйден... — ее мокрая, покрасневшая рука теряется в моих волосах. — Я... мне очень жаль. Мне так жаль.
— Мне тоже, милая.
Потому что я втянул ее в войну против Джонатана, которую мы оба можем проиграть.
Если я в конечном итоге влюблюсь в нее, то так тому и быть, черт возьми.
Я уже решил, что Эльза моя, и никто не трогает то, что принадлежит мне.
— Заставь меня забыть, — шепчет она, глаза все еще блестят от слез, а ноги дрожат.
Мне даже не нужно приглашение. Я задираю ее платье и спускаю нижнее белье. Она обхватывает меня ногами, и я толкаюсь в нее.
Чеееееерт.
Я не могу и никогда не смогу насытиться ощущением того, что я внутри нее.
Это доза наркотика.
Это чувство принадлежности.
Это значит найти частичку себя, после многих лет разлуки.
Эльза проклятие, но она также единственная гребаная вещь, имеющая смысл.
Тихие дрожащие стоны, которые она издает, когда я вхожу в нее, проникают прямо в мое сердце. Она кусает нижнюю губу, будто не хочет, чтобы из нее вырвался хоть один звук.
— Отпусти, — рычу я ей на ухо. — Тебе никогда не нужно сдерживаться со мной.
— Это так ужасно. Так неправильно.
С каждым словом она сжимает меня все крепче.
Даже если это ужасно и неправильно, она все равно хочет меня всеми фибрами души.
Мои движения ускоряется, и я снова и снова задеваю ее сладкое местечко.
Она кричит, цепляясь за меня изо всех сил.
— О, Боже мой, Эйден!
Ее Бог.
Мне всегда нравилось, как это звучит. Быть ее Богом лучший подарок, который я когда-либо мог получить.
Я продолжаю двигаться в ней, пока она больше не может дышать, не говоря уже о том, чтобы протестовать. Она разбивается на кусочки вокруг меня, и вскоре я следую за ней.
Она обмякает, ее голова прячется у меня на шее, она тяжело дышит. Мне нравится, как она доверяет мне настолько, что засыпает вот так рядом со мной.
Она больше не видит во мне угрозы.
Так же, как не вижу и я.
Все еще обнимая ее, я несу ее в спальню и укладываю на кровать. Выпрямляюсь, снимаю пиджак, но она хватает меня за подол рубашки.
Я выпотрошен.
Я чертовски выпотрошен мольбой в ее глазах.
Отбрасывая пиджак, я сажусь рядом с ней. Она кладет голову мне на плечо и обнимает меня обеими ногами и руками.
Моя Эльза.
Она моя.
Чертовски моя.
И никто этого не изменит.
Даже она.
Ее дыхание становится спокойным, и я думаю, что она заснула, но потом она шепчет:
— Я люблю тебя, Эйден. Думаю, что я всегда тебя любила.
Глава 39
Эльза
— Папочка?
Мои маленькие ножки соскальзывают и останавливаются.
Кровь.
Лужа крови, и в ней лежит папа.
У меня звенит в ушах, когда я подхожу к нему.
— П-папочка! Ты п-пообещал, что не бросишь меня, как Илай.
— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня, принцесса.
— Все, что угодно, папочка.
— Беги. Как можно быстрее.
— Нет, — всхлипываю я. — Я не оставлю тебя.
— Беги!
— Папа!
— БЕГИ!
Сзади раздается выстрел, и грубые руки тянут меня за волосы.
Он не двигается.
Папа не двигается.
Открой глаза. Скажи, что любишь меня. Не уходи к Илаю. Я нуждаюсь в тебе больше.
— Папочка!
Мои глаза распахиваются, грудь вздымается. Я лежу на боку, на лбу у меня бисеринки пота.
Папа.
О, Боже. Папа.
Разве он не умер от пожара? Как получилось, что он был окружен кровью?
Или это только мое воображение?
Нет. Горе, сжимающее меня за горло, не может быть воображаемым.
Слезы грозят пролиться, но я сдерживаю их, когда осознаю, что сзади на меня наваливается тяжесть.
Нога Эйдена обвивается вокруг моей, а его рука надежно обхватывает мой живот.
Его свободная рука рисует узоры на моей спине.
Те же самые узоры, которые он всегда рисовал, когда мы сидели в ванне или лежали после секса.
Я смотрю на свет, льющийся из окна.
Сквозь них проглядывают лучи солнца.
Солнце после дождя.
Красота после бури.
Чем больше Эйден прикасается ко мне, тем сильнее я погружаюсь в его тепло.
В его невысказанные эмоции.
В его безоговорочное принятие.
Я не оборачиваюсь, опасаясь, что чары могут быть разрушены. Я не оборачиваюсь, потому что не могу встретиться с ним лицом к лицу, после вчерашнего.
До конца своей жизни я не думаю, что когда-нибудь смогу полностью встретиться с ним лицом к лицу.
Эйден, мой мучитель, стал жертвой моих родителей.
Тогда он был еще совсем мальчиком. Маленьким мальчиком с взъерошенными черными волосами и невинными серыми глазами.
Эту невинность пытали в подвале и убили, когда он вернулся и обнаружил свою мать мертвой.
В этом подвале происходило что-то ненормальное. Что-то такое, от чего бегут мурашки по коже.