Иван, в отличие от своего сказочного тёзки, дураком не был, и аксиому десятника уразумел с первого раза. В бою можно оценивать ситуацию как угодно, но делать ты должен ровно то, что приказывает командир. Иначе убьют. А чтобы это закрепилось в подкорке на уровне коленного рефлекса, солдат во время подготовки до седьмого пота гоняли на бесконечных тренировках. Сейчас, кроме физических тренировок, добавилась теория, преподаваемая десятником Тао и опытными разведчиками его десятка. Кроме них двоих - его и Чжан Бина - Тао отобрал из новоприбывших ещё нескольких человек, показавшихся ему способными. Обучение предполагало наверняка ещё и практические занятия, но до них пока не дошло. Десятник-наставник без особого нажима, но вполне доходчиво объяснял ученикам, что они не простые солдаты, которых ставят в строй, а глаза и уши армии. Ученики, что характерно, внимали со всем возможным сосредоточением, дураки в разведке тоже долго не живут. Да и не берут туда таких. И ещё - Иван подметил один существенный момент.
Из всех новобранцев Тао хань был только один: его друг Чжан Бин. Остальные - степняки, да он сам, европеец. И вообще, в их корпусе ханьцев было меньшинство, в основном младшие сыновья многодетных крестьянских семей. С одной стороны как бы неплохо, ведь степняки служили империи на правах равноправных граждан. С другой - это говорило о падении престижа армии среди ханьцев, составлявших основу самой империи, что само по себе уже не очень хорошо. Но делиться своими выводами Иван не торопился. Во-первых, с кем ими делиться-то? А во-вторых, тот же тысячник Цзян знал это получше какого-то салаги, и ханьским фатализмом не особо страдал. И если он до сих пор не впал в грех уныния, значит, его мнение разделяет большинство офицеров среднего и частично высшего звена. Значит, ещё не всё потеряно. Империя хоть и начала отращивать сытый жирок, но мускулов пока ещё не растеряла. Хоть и наблюдаются нехорошие тенденции, но ещё не поздно их переломить.
Всё это по окончании занятий давало пищу для размышлений, но не более того. Применять плоды этих размышлений на практике ему никто не даст, а если бы и решился кто-то на такой безумный эксперимент, Иван всё равно отказался бы. Не из боязни ответственности, а потому, что здраво оценивал свои возможности. Яйца курицу не учат. Когда-то было очень интересно читать про попаданцев, которые чуть не с первых же дней оказывались на приёме у Сталина и начинали прогрессорство, не оглядываясь ни на что. Реальность всё же отличается от книжного мира. Если твой опыт ограничен чтением сколь угодно умных книг, ни к чему серьёзному тебя в империи Тан не допустят. Чиновники, сдавая экзамен, цитируют наизусть Кун Цзы, но никто почему-то не упоминает, что к должности их готовят с детства. Будущий чиновник тенью ходит за учителем, стараясь уловить как можно больше тонкостей своей профессии, и повторяет, повторяет... К моменту сдачи экзамена на знание основ философии конфуцианства у него за плечами какой-никакой, а практический опыт имеется. Что мог предложить Иван, кроме обширных, но расплывчатых теоретических знаний? Он попал сюда ребёнком. За семь лет кое-что забылось уже. Даже говорить по-русски стал с лёгким акцентом. Скоро не всякое слово с первого раза вспоминаться будет. Даже мать сейчас не вспомнит, что к чему нужно было подсоединять в системе видеонаблюдения, и какие программы нужно при этом устанавливать на компьютер, а ведь она в этой сфере проработала не один год. Что уж говорить о мальчишке, начитавшемся книг...
Ученичество у десятника Тао, кстати, имело и положительные стороны: их чаще отпускали в увольнительные - заранее предупредив, чтобы не распускали языки под страхом оных лишиться. Чжан Бин сразу убегал к своим родителям. Иван не оригинальничал, и тоже старался провести свободное время дома. Тем более, сейчас семья была в сборе. И даже, пожалуй, с неким избытком. Мужа Сяолан он успел изучить, и числил его неплохим человеком, но его мама... Словом, лучше бывать дома почаще. Особенно сейчас, когда его собственная мать выглядит как-то очень странно. Словно её грызёт, подтачивая изнутри, какая-то тревога.
- Мясо! - преувеличенно радостно потирая руки, воскликнул Иван, увидев гору дымящихся и источающих дивный аромат кусочков поверх риса. - Мама, ты меня спасаешь.