подставить щит. Что бы там ни было, а женщина, пахнущая жасмином, не должна умереть. А вот того, что случилось дальше, когда они встали на одно колено, опуская щиты для залпа арбалетчиков, мастер не предвидел. Не мог предвидеть. Потому что это выходило за все мыслимые границы. Женщина, пахнущая жасмином, схватила с воза средний молот - его собственный молот! - и запустила во всадника. В своего, как мастер уже не сомневался, смертельного врага. И попала. "Воин хватается за меч. Крестьянин за грабли. А кузнец, конечно же, за молот... Она из семьи кузнеца?" Это были последние связные мысли до того, как киданьский князёк, пожелтевший от ужаса - господина не уберёг! - приказал своим воинам нападать, и по сомкнутым щитам часто застучали стрелы. Степняки быстро опустошили колчаны и ринулись в атаку. Два десятка арбалетов и десяток луков не сдержали бы их никогда, если бы не щиты и копья. Да ещё стрельба залпами. Это страшно, когда внезапная смерть вдруг вынимает из сёдел несколько воинов за раз. Странно, что сами кочевники ни разу не применили эту же тактику. Слабоваты они насчёт дисциплины. Вот культурные их соплеменники, те отличные воины и прекрасно слушаются офицеров. Офицеров хуанди, разумеется, не своих. А эти... Против этих достаточно выстоять в обороне, время от времени давая залп. Дикарям не нравится, когда их просто и без затей расстреливают. А уж если убить хана, то вовсе развернутся и ускачут к стойбищу, прятаться под юбки своих вонючих баб. Сзади, за телегой, раздались крики, лязг металла и треск ломающихся копий. Мастер Ли позволил себе на миг обернуться, и... На месте его удержала лишь дисциплина: степняки нашли слабое место и проломили оборону. Дальнейшее слилось для мастера кузнеца в короткий кошмар. Приказ десятника Вэя. Десяток копейщиков, перелезающих через гружёную телегу... Отец и сын Лю, братья Чжан, младшие сыновья других мастеров... и женщина, пахнущая жасмином. Отчаянный визг малышки Сяолан едва не свёл его с ума. Но помрачение длилось ровно один удар сердца. Крик дочери потонул в гневном рёве сразу многих глоток: щитоносцы второй стороны сумели сомкнуть ряды, а копейщики, направленные туда Вэем на подмогу, добивали прорвавшихся на свою голову степняков. И, если его не подводил слух, самым громким и самым разъярённым был голос чужестранки. Кажется, там под телегой её сын? Хотя, мальчишка вроде не кричал. Или он не расслышал? Новый залп - и удачливая стрела отыскала-таки ханскую глазницу. Степняки горестно завыли. Пока их направляла воля вождя, они отчаянно атаковали, и даже чуть было не добились успеха. Теперь отдавать приказы некому, и кочевое войско моментально превратилось в стадо. А стаду не хочется умирать. Степняки перекинули тело хана через седло и, огрызаясь на скаку последними сохранёнными стрелами, умчались в ложбинку между холмами. В который раз дисциплина одержала верх над дикостью. А теперь она, дисциплина, то есть, должна подсчитать потери, не оглядываясь на количество убитых степняков. Само собой, их погибло больше, но воины и мастера хуанди, отправившиеся обживать новые земли, каждый вдесятеро дороже любого блохастого степняка... Ну, а сердце отца рвалось узнать, что сталось с его детьми. Трупы киданей у самой телеги свидетельствовали, что там кипел бой. - Отец! Отец! - шустрая Сяолан поймала его за рукав и запищала. - Кидань схватил меня за ногу и хотел вытащить! А мальчик ударил киданя ножом! А кидань ударил его щитом! А госпожа сверху спрыгнула и ударила киданя копьём! А теперь мальчика нужно к лекарю, у него кровь течёт! А вот младший братишка совсем не испугался, хоть и маленький! - Тихо! - мастер цыкнул на дочку. - Не тарахти. Где госпожа, что ударила киданя копьём? - Пошла бить других киданей. Она страшно рассердилась! - Не болтай, а помоги Гу Инь, - он подтолкнул девчонку к старой няньке, перевязывавшей рану беловолосому мальчику. Надо же, такой щуплый, а храбрец. Даже улыбается. Рана несерьёзная, так, кожа рассечена, но крови много. Почему мастер сразу принялся искать взглядом женщину, лица которой толком ещё не разглядел? Неведомо. Но почему-то так не хотелось, чтобы запах жасмина смешался с запахом пропитанной кровью земли. И она появилась. Непривычно белая, высокая, с разорванными рукавами, с потёками крови на лице и ...остывающая от гнева. Она не видела сейчас никого, кроме сына. Вообще странно, что мать помчалась в бой, зная, что мальчик ранен. Она поступила как воин: не бросилась, словно курица, закрывать птенца крылом, а вместе с другими воинами отдалила опасность от ребёнка. Значит, была уверена, что ему помогут и без её квохтания. Женщины так не делают. Ханьские женщины. Женщины соседних народов - тоже. А эта откуда? Мать и сын щебетали на незнакомом языке, но их обоих можно было понять без толмача. Мать переживала за сына, сын старался уверить мать, что всё в порядке, а рана - сущая царапина. Люди везде одинаковы. Если они люди, а не дикари. Несколько ударов сердца мастер Ли старался понять, что именно вселило в его душу смятение. А когда понял, осознал, что мир для него уже не будет прежним. Он сделает всё возможное и невозможное, чтобы от этой женщины, пахнущей жасмином, никогда не воняло ни грязной степняцкой юртой, ни кровью. Не позволит. Защитит от любой беды. Это решено самим Небом, а, стало быть, никому из людей не изменить предначертания.