Лишь поздно вечером, когда все домашние дела были улажены, и домочадцы легли спать, Юншань решил вызвать жену на откровенный разговор.
Она сидела у своего столика с зеркальцем. На деревянной подставке красовалась её первая стальная роза, созданная в первые месяцы их супружества. Цветок был попорчен попаданием стрел мятежных киданей Ванчжуна, но сохранил и свою прелесть, и свои странные свойства. Кажется, он должен хранить дом и семью, так Янь говорила... На стене, прямо над столиком, когда-то висела миниатюра на шёлке - дорогое украшение для дома провинциального оружейника. Сейчас она красовалась против окна, а её место над столиком заняли парные кинжалы. Те самые, которые жена выковала в честь рождения близнецов - когда окончательно выздоровела и смогла встать к наковальне. Но сейчас она смотрела не на эти памятные вещи, а на нож в потёртых кожаных ножнах и с видавшей виды рукоятью. Мягкий свет фонарика выхватывал из темноты лишь этот нож, лицо и руки женщины, одетой в тёмное домашнее платье. И Юншаню на миг показалось, что они сами излучают свет.
Он не спеша подсел к супруге.
- Можно? - спросил он, протянув руку к ножу, но не касаясь его.
Он был хозяином в своём доме, и имел право брать без спроса что угодно. Но семь лет назад они с Янь заключили нечто вроде негласного договора о взаимном уважении, и ни разу от него не отступали. О настоящем уважении, а не том, что предписано в установлениях.
- Это нож отца, - тихо сказала жена, кивнув в знак согласия. - Мне его передал этот... незнакомец.
Нож некогда был великолепен и весьма богато отделан, это Юншань определил мгновенно, намётанным глазом опытного оружейника. Покойный тесть однозначно был великим мастером: такую отделку клинка ни он сам, ни жена, ни его знакомые мастера воспроизвести бы не смогли. Серебро по булату. И какой тонкий узор - загляденье! Но то, во что за семь лет этот нож превратили, заставляло вспомнить самые чёрные ругательства. Тот, кто так обращается с драгоценными клинками, заслуживает самой суровой кары, как в жизни, так и в посмертии.
- Не представляю, что нужно было делать ножом, чтобы довести его до такого состояния, - пробурчал он, бережно вкладывая его в ножны.
- А я не хочу даже представлять, - тихо ответила жена. - Семь лет... Семь лет убийца ходил с ним, и это всех устраивало. Пока его хозяину не заблагорассудилось со мной договариваться.
- Надеюсь, ты настояла на встрече здесь, в Бейши?
- Да, любимый.
- Ты им не веришь.
- Не верю.
- Не понимаю, как можно о чём-то договориться с тем, кому не веришь.
- Не переживай, любимый, они мне тоже не верят. Но договариваться будут. Видно, им очень нужна та вещь. Так нужна, что они даже готовы ненадолго отставить в сторону свою спесь. Кроме того, переговоры между сторонами, которые друг другу не доверяют, как раз и называются политикой. Была бы здесь принцесса, она бы подтвердила.
- Должно быть, я совсем плохой политик, - усмехнулся Юншань. - Но почему мне кажется, что ты чего-то не договариваешь?
- Потому что сама не всё знаю и не во всём уверена, - жена невесело вздохнула. - С ...этими ни в чём нельзя быть уверенным. Потому... Я лучше подожду, когда явится переговорщик.
С минуту примерно в комнате царила такая тишина, что можно было услышать тихий шорох одинокой мыши, рискнувшей забраться в циновки, сложенные в гостиной. Безлунная, безветренная ночь доносила едва различимые голоса - перекличка стражников, патрулирующих улицы. Где-то в отдалении, в чьём-то доме заплакал младенец... Муж и жена сидели рядом друг с другом, и думали о будущем, которого у них пока ещё нет.