о вторично. У кого-то в семье горе. Не поддержать соседа в таком случае для любого нормального человека - величайшее свинство. Но сперва стоит хотя бы узнать, в чём дело. Отношения с соседками у Яны складывались по-разному. Пока ни с кем не поругалась, да и не в её это было характере. Настоящая бизнес-леди обязана уметь искать компромиссы, иначе никакая она не бизнес-леди, а сварливая базарная баба. А вот свести более-менее тесное знакомство с тремя женщинами успела. Более того, жена мастера Ляо, она же дочь старика Шу, жившая в доме напротив, уже вполне уверенно могла считаться её подругой. Сяолан дружила с её младшей дочерью. А сейчас... Среди сбежавшихся соседок найти маленькую полноватую Чунпин было непросто, но Яна нашла. По голосу. Плакала и причитала именно она. - Доченька моя, доченька! - захлёбываясь слезами, рыдала она, прижимая к себе плачущую старшенькую. - Что же теперь будет? Как ей теперь?.. Ведь здесь все на виду... Кто её замуж возьмёт с такой славой?.. Яна похолодела от самых чёрных подозрений. Неужели девчонку соблазнил и бросил кто-то из солдат гарнизона или проезжих купцов, поманивших перспективой взять в жёны? С крестьянскими дочками такое сплошь и рядом происходило. Но оружейники в табели о рангах стояли выше, опозорить дочь кузнеца - это, знаете ли, уже не только штрафом пахнет, а самое меньшее битьём палками. Правда, самой девушке от этого лучше не становилось. С такой славой и вправду хоть в речке топись, или в бордель иди, что не лучше. - Что случилось? - пожалуй, чуть громче, чем следовало, вопросила она. - Кто её обидел? - Госпожа Цзян Фэй, сотника нашего жена, - прорыдала Чунпин, и у Яны отлегло от сердца. - Велела она нам с доченькой прибрать в её доме, да не бесплатно, а за двадцать цянь. Мы и пошли, деньги лишними не бывают. А потом... Соседушки, дорогие, вы ведь знаете наш дом! Всё чисто, нигде ни соринки, посуда всегда вымыта, вещи выстираны! А уж госпоже, раз велела, послужили на славу. Но она... она нам сказала, что мы нерадивые хозяйки, развели в её доме грязь и вонь, и она велит служанкам всем рассказать об этом... И не заплатила... За что это нам? Разве мы плохо ей служили? Мне-то уже всё равно, а девочке моей как теперь быть? Ни одна сваха теперь не возьмётся ей мужа найти-и-и!.. "И только-то? - подивилась Яна. - И из-за такой мелочи, как слухи, распущенные лживой стервой, они убиваются?.. Хотя, да. Тут правда не важна. Важно, что скажут на базаре, а там умами владеют именно склочные стервозины... Но делать всё равно что-то надо". - Что мы можем сделать для тебя, дорогая? - спросила она, постаравшись, чтобы её голос прозвучал как можно мягче. И намного тише. Нужно сбить накал, Чунпин уже на грани неуправляемой истерики. - А что мы можем, милая соседушка? - плакала та. - Она богатая и знатная, а мы кто? - Это она-то знатная? - фыркнула вредная Ван, самая языкастая из кузнечих. - Наш-то сотник восьмой сын обедневшего гуна, ему эту дрянь и сосватали ради её приданого. Это мать у неё из знатных, а отец из купцов. Забогател с чего-то, ему и сосватали десятую дочку одиннадцатого сына какого-то гуна, у которого всего-то имения осталось - один захудалый двор. Это крестьянам надел дробить нельзя, а знатным можно, вот и додробились до нищеты, рады были и зятю-купцу. - Ты-то откуда знаешь? - удивилась старуха Чжан. - Да уж знаю! Я про неё ещё не такое знаю! - у Ван яростно заблестели глаза. - Как она на мужа кричит, каждым куском попрекает, и слова ей поперёк не скажи, мигом папаше и мамаше нажалуется. То-то наш сотник такой лихой вояка. Ещё бы - каждый день с эдаким демоном в собственном доме дело иметь, тут любые чжурчжени с киданями щенятами покажутся! А ещё она взятки даёт, чтобы её братика на хорошее место пристроили. А ещё... - Ты у нас всё про всех знаешь, - едко осадила её третья кузнечиха, Чен. - А что поделать Чунпин, тоже подскажешь? Или только подглядывать-подслушивать за всеми можешь? - Погодите, - Яна встряла, пока не начался бабий гвалт. - Может, я неверно сужу, но с моей стороны дело видится так: жена сотника, чтобы не платить за работу, оболгала Чунпин и её дочь, и велела служанкам разнести эту ложь по всему Бейши. Так? - Так, - подтвердила Чжан. - Тебе-то что? - Как это - что? Или я не одна из вас? - Хмм... - старая кузнечиха посмотрела на неё так, словно в первый раз увидела. - И то правда. Тогда скажи, как там у вас, на западе, в таких случаях поступают? - У нас принято отвечать тем же. - Э-э-э... Прости, не поняла. - Если бы эта история произошла на западе, оболганная женщина не стала бы так переживать. Она сама распустила бы такие слухи об оскорбительнице, что та пожалела бы о содеянном. - Так нам и поверят, скажут, что мы со зла. - И это будет правдой, - рассердилась Яна. - Может, мне просто сходить да поговорить с ней? - Не ходи, - хмыкнула Ван. - Ещё пришибёшь, ты ж молотом машешь, как мужик, а потом тебе голову долой за смертоубийство. А семье твоей в ссылку. - Дальше Бейши не сошлют... - Много ты знаешь, - заворчала старуха. - Если у нас накажут, то так, чтобы всем неповадно было. А тебе вот что скажу: не лезь к сотничихе. Не ради денег она это сделала. - А ради чего? - встряла Ван. - Знаю я таких женщин. Им слаще любых денег - власть. Ради этого готовы на всё. А у этой нет иной возможности властвовать, кроме как унижать всех, кто менее знатен и кому некуда деваться. Вот Чунпин... Разве она станет писать жалобу, что сотничиха ей не заплатила за работу? Если и станет, то кому? Только сотнику. А тому жена дома такое устроит, что он сам повесится. И во время разбирательства жёнушка корыто помоев на голову Чунпин выльет, да все её служанки подтвердят. Нет, жаловаться - себе же хуже. Сотничиха это знает, и потому будет нас унижать. Сегодня Чунпин, завтра ещё кого из нас. Вот к тебе, Янь, к последней привяжется. Ты - жена старшины мастеров и чужестранка. Человек непонятный, а потому опасный. Опять же, в кузнице работаешь. Но унизить именно тебя будет для неё самой большой радостью. - Испорчу я ей эту радость... - процедила Яна. - Нет, не думайте ничего плохого. Просто, у нас есть одно искусство... Я не знаю, как его назвать по-ханьски, но смысл в том, что оскорбителя унижают самым вежливым обращением и самыми учтивыми словами. Но оскорбитель при этом чувствует себя оплёванным, все это видят, и он ничего не может поделать: с виду всё безупречно. "Слово "дипломатия" в китайском точно есть, - подумала она при этом. - Только вкладывают здесь в него совсем другой смысл. Изначальный, я бы сказала". - Да, - добавила она, заметив, что Ван опять собирается вставить едкое замечание. - Нельзя допустить, чтобы эта... дама унизила нас и наши семьи. Раз уж я её цель, значит, так тому и быть. За обиду Чунпин я и посчитаюсь. А у вас спрошу совета, как это лучше сделать. Женщины, все разом, посмотрели на неё с опаской... нет, не так - с плохо скрываемым страхом. Даже Чунпин перестала рыдать. - Да ты-то... Ты ж её только разозлишь ещё сильнее, - к ней к первой вернулся дар речи. - Нам всем потом тут жизни не станет. - Хорошо. Тогда я отказываюсь от своих намерений, и пусть эта гадина всех унижает. Так годится? - Так тоже не годится, но должен же быть выход! Может, мастер Ли с сотником поговорит? - Если сотник сам на свою жену управы не имеет, то мастер тем более не уговорит его заступиться, - неожиданно вступилась за Яну старуха Чжан. - Что это будет за крепость, в которой начнёт заправлять злобная стерва, я уже представляю. Но и на рожон лезть нечего. Тут тебе не запад, Янь, силой мало чего добьёшься. Повторяю: не лезь к сотничихе. А вот что ты там говорила про слухи... Если б они пошли, да и не от нас... Такое устроить можешь? - Попробую, - сказала Яна, сразу подумав о дедушке Лю и его трудолюбивом семействе. - Вот и займись. А вам, соседки, одно скажу: сотничиху и её прислугу - всем! - обходить десятой дорогой. Не давайте ей возможности прицепиться. Когда слухи расползутся, да её ушей достигнут, она сама задёргается. Если умная, то всё поймёт и притихнет. Если дура - наделает ошибок, и тогда настанет черёд жалоб. Писать я умею, уж сочиню чего-нибудь для сотника. - А почему для сотника? Разве не наместнику положено жаловаться? - тоненько пискнула самая молоденькая из кузнечих. - Вот ещё, - фыркнула Ван. - Оно-то, может, и по закону, только сотника жалко. Мы нажалуемся, а он из за дуры жены должность потеряет. Нет, не будем позорить человека перед начальством. Затем женщины, дружно заверив Чунпин, что спускать оскорбления не намерены, разошлись по дворам. Что и говорить, ситуация неприятная. Сказать честно, Яна только сейчас начала понимать, от какого гадючника Юншань хранил её всё это время, с самого первого дня. Жена коменданта крепости с претензиями на знатность и склочным характером - это тот ещё подарочек в коробочке с бантиком. Такой не ответишь насмешкой на оскорбление. Здесь в ответ на унижения принято кланяться и благодарить, что соизволили обратить внимание. Но уж что, что, а искусство поблагодарить так, чтобы высокопоставленный хам при этом чувствовал себя по уши в ...э-э-э ...грязи, Яна в своё время усвоила отлично. В самом деле, зачем кричать и материться? Нервы дороже. А результат всё равно тот же. Очень, знаете ли, полезно при ведении бизнеса. Теперь предстояло переложить это умение на местный лад и применить. Причём права на ошибку у неё нет. Задумавшись, Яна не заметила, что стоит посреди двора, там, где Сяолан рисовала иероглиф "гуан". Что-то знакомое показалось в этом рисунке. Как будто где-то его уже видела. Притом с