да поговорить с ней? - Не ходи, - хмыкнула Ван. - Ещё пришибёшь, ты ж молотом машешь, как мужик, а потом тебе голову долой за смертоубийство. А семье твоей в ссылку. - Дальше Бейши не сошлют... - Много ты знаешь, - заворчала старуха. - Если у нас накажут, то так, чтобы всем неповадно было. А тебе вот что скажу: не лезь к сотничихе. Не ради денег она это сделала. - А ради чего? - встряла Ван. - Знаю я таких женщин. Им слаще любых денег - власть. Ради этого готовы на всё. А у этой нет иной возможности властвовать, кроме как унижать всех, кто менее знатен и кому некуда деваться. Вот Чунпин... Разве она станет писать жалобу, что сотничиха ей не заплатила за работу? Если и станет, то кому? Только сотнику. А тому жена дома такое устроит, что он сам повесится. И во время разбирательства жёнушка корыто помоев на голову Чунпин выльет, да все её служанки подтвердят. Нет, жаловаться - себе же хуже. Сотничиха это знает, и потому будет нас унижать. Сегодня Чунпин, завтра ещё кого из нас. Вот к тебе, Янь, к последней привяжется. Ты - жена старшины мастеров и чужестранка. Человек непонятный, а потому опасный. Опять же, в кузнице работаешь. Но унизить именно тебя будет для неё самой большой радостью. - Испорчу я ей эту радость... - процедила Яна. - Нет, не думайте ничего плохого. Просто, у нас есть одно искусство... Я не знаю, как его назвать по-ханьски, но смысл в том, что оскорбителя унижают самым вежливым обращением и самыми учтивыми словами. Но оскорбитель при этом чувствует себя оплёванным, все это видят, и он ничего не может поделать: с виду всё безупречно. "Слово "дипломатия" в китайском точно есть, - подумала она при этом. - Только вкладывают здесь в него совсем другой смысл. Изначальный, я бы сказала". - Да, - добавила она, заметив, что Ван опять собирается вставить едкое замечание. - Нельзя допустить, чтобы эта... дама унизила нас и наши семьи. Раз уж я её цель, значит, так тому и быть. За обиду Чунпин я и посчитаюсь. А у вас спрошу совета, как это лучше сделать. Женщины, все разом, посмотрели на неё с опаской... нет, не так - с плохо скрываемым страхом. Даже Чунпин перестала рыдать. - Да ты-то... Ты ж её только разозлишь ещё сильнее, - к ней к первой вернулся дар речи. - Нам всем потом тут жизни не станет. - Хорошо. Тогда я отказываюсь от своих намерений, и пусть эта гадина всех унижает. Так годится? - Так тоже не годится, но должен же быть выход! Может, мастер Ли с сотником поговорит? - Если сотник сам на свою жену управы не имеет, то мастер тем более не уговорит его заступиться, - неожиданно вступилась за Яну старуха Чжан. - Что это будет за крепость, в которой начнёт заправлять злобная стерва, я уже представляю. Но и на рожон лезть нечего. Тут тебе не запад, Янь, силой мало чего добьёшься. Повторяю: не лезь к сотничихе. А вот что ты там говорила про слухи... Если б они пошли, да и не от нас... Такое устроить можешь? - Попробую, - сказала Яна, сразу подумав о дедушке Лю и его трудолюбивом семействе. - Вот и займись. А вам, соседки, одно скажу: сотничиху и её прислугу - всем! - обходить десятой дорогой. Не давайте ей возможности прицепиться. Когда слухи расползутся, да её ушей достигнут, она сама задёргается. Если умная, то всё поймёт и притихнет. Если дура - наделает ошибок, и тогда настанет черёд жалоб. Писать я умею, уж сочиню чего-нибудь для сотника. - А почему для сотника? Разве не наместнику положено жаловаться? - тоненько пискнула самая молоденькая из кузнечих. - Вот ещё, - фыркнула Ван. - Оно-то, может, и по закону, только сотника жалко. Мы нажалуемся, а он из за дуры жены должность потеряет. Нет, не будем позорить человека перед начальством. Затем женщины, дружно заверив Чунпин, что спускать оскорбления не намерены, разошлись по дворам. Что и говорить, ситуация неприятная. Сказать честно, Яна только сейчас начала понимать, от какого гадючника Юншань хранил её всё это время, с самого первого дня. Жена коменданта крепости с претензиями на знатность и склочным характером - это тот ещё подарочек в коробочке с бантиком. Такой не ответишь насмешкой на оскорбление. Здесь в ответ на унижения принято кланяться и благодарить, что соизволили обратить внимание. Но уж что, что, а искусство поблагодарить так, чтобы высокопоставленный хам при этом чувствовал себя по уши в ...э-э-э ...грязи, Яна в своё время усвоила отлично. В самом деле, зачем кричать и материться? Нервы дороже. А результат всё равно тот же. Очень, знаете ли, полезно при ведении бизнеса. Теперь предстояло переложить это умение на местный лад и применить. Причём права на ошибку у неё нет. Задумавшись, Яна не заметила, что стоит посреди двора, там, где Сяолан рисовала иероглиф "гуан". Что-то знакомое показалось в этом рисунке. Как будто где-то его уже видела. Притом совсем недавно. И, в такт мыслям, качнулся в ложбинке между грудей кулон-ключ... Иероглифы на нём! Их два, и один из них... Так и есть. "Гуан". Немного другое начертание, ну, так Сяолан не каллиграф, а ребёнок. Какое там значение? "Разрыв", "отсоединение"? Ничего себе ключик... А второй знак, который на обратной стороне, что означает? Нет, ребёнка беспокоить не нужно. А вот потихоньку мужа выспросить - вполне. Мастер второго разряда обязан быть не просто грамотным, а знать много иероглифов. "М-да, - подумала Яна, пряча кулон обратно под платье. - Жизнь заиграла яркими красками и вошла в привычную колею. На встречную полосу, ага... Экзамен, проблемы с сотничихой, иероглифы на ключе... Ладно, будем решать проблемы по мере их возникновения. Завтра схожу на базар, и заодно поговорю с дедом Лю. Вот кто мастер насчёт сбора и распространения слухов. Подкину денежку, пусть расстарается".