— Я просто работаю, — говорю. Блин, надо бежать отсюда. Подружка так смотрит, насквозь прожигает. Сквозь подштанники. — Мне бы девушку пристроить в безопасное место, ненадолго.
— Вот эту? — показывает Генриетта пальчиком. — Ну, можно что-нибудь придумать... Милочка, что вы умеете?
Гоблинка моя выпрямилась, гордо так, глазами сверкнула:
— Что я умею? Могу ассистировать при операциях. Обрабатывать раны, накладывать повязки, шины и жгуты. Делать инъекции, готовить микстуры, порошки и пилюли...
— О! — подружка вскочила с дивана, веер бросила на пол. Подбежала к гоблинке, взяла за руки. — А это вы можете?
И на ухо зашептала.
Гоблинка кивнула. Сказала:
— Но документа у меня нет.
— Боже, кого это волнует! О, вы просто золото! Оставайтесь, живите сколько угодно!
Ко мне повернулась, глаза блестят:
— Дмитрий Александрович, вы просто душка. Дайте я вас поцелую.
И ко мне. Руками обхватила, чмокнула. Хорошо так, приятно.
— А меня? — Альвиния стоит, хмурится.
— Конечно, дорогая, и тебя. Хотите чаю? Я прикажу горничной заварить.
— Нет. Нам пора, — отрезала Альвиния. А сама мрачная, как туча.
Помахала нам Генриетта ручкой, и мы вышли.
Спустились по чёрной лестнице. Молчим, девушка каблуками топает. Я только хотел спросить — чего Альвиния на квартире не осталась? А она обхватила меня руками — как только что Генриетта, и говорит, отчаянно так:
— Не оставляйте меня, Дмитрий Александрович! Иначе мне смерть!
Глава 7
Да что ж такое-то! И этой смерть! И эта на шею вешается...
Нет, я конечно не против, чтобы на меня девушки вешались. Особенно красотки эльвийских кровей. Но тут другое что-то.
— Альвиния, — говорю. — Мне на службу надо. У меня гоблин в подвале допроса ждёт. Меня начальник без ножа зарежет...
— А меня взаправду убьют! — и руками цепляется за шинель.
Взял я её за плечи, встряхнул хорошенько. Ещё женской истерики мне не хватало.
— Кто?
Всхлипнула она, поморгала, отдышалась. Говорит:
— Я же собакой была.
— И что?
— Как — что? Сказано, что это моё тело в лесу нашли. Я слышала, вы на вокзале говорили — так нарочно сделано. Что будто это меня убили — вместо той, другой.
А, ну да. Говорил. Это эльфы местные придумали, чтоб скандал замять — свой, эльфийский. Превратили девушку в собаку. И бегала бы она до сих пор на четырёх лапах, если бы не Димка Найдёнов, стажёр сыскной полиции. Который каждой дырке затычка.
— Но теперь-то ты не собака...
— Да! Очнитесь наконец, Дмитрий!
Блин, дошло... Ну я и дурак. Раньше не сообразил. Покойница воскресла, а не должна была. И все это видели, кому надо. Эльфы, местный босс мафии Рыбак, все.
И что делать теперь?
— Что же мне теперь, — говорю, — за ручку тебя водить? Превратить обратно в собаку? Колдовать я не умею.
— Не знаю! Я вам помогла, слова ваши подтвердила. Помогите и вы мне. Возьмите меня на службу. Вам нужен секретарь? Я могу писать, считать, бумаги подавать. Чай заваривать. Я хорошо чай завариваю...
Ага, мне только секретарей заводить. Стажёру. Нет, шеф конечно обещал документы на повышение сделать, как время будет. Считай, я уже офицер, только без погон. Но личная секретарша — это уже перебор.
Девушка вцепилась в меня, вся дрожит — не оторвёшь. На нас уже прохожие оборачиваться стали.
— Я в участок, на допрос, — говорю. — Хочешь, иди со мной. Кабинет мне подметёшь для начала. А там что-нибудь придумаем.
***
На входе меня давешний полицейский окликнул.
— Господин стажёр, к начальнику бегите. Его благородие велели, как появитесь, сразу к нему в кабинет.
— Понял, — отвечаю. — Мой арестант на месте?
— На месте арестант. Что ему сделается?
Кивнул я, и в подвал бегом. Пока Бургачёв узнает, что я здесь, надо хоть каплю информации из папаши-гоблина выжать. И так кучу времени на девчонок потерял.
Способ надо испробовать, где я спрашиваю — гоблин моргает. Один раз — да, два раза — нет. Или кивает, мычит, сморкается — что угодно. Не зря же он на меня бросился, когда я это предложил. Вот и проверим.
Взял я ключи от подвала, взял с собой полицейского покрепче — на всякий случай. Мало ли что.
Подвальчик так себе, цокольный этаж. Крохотные окошки над самой землёй, холодно, воняет чем-то. Спустился я по ступенькам, за мной полицейский топает.
На лавке в углу гоблин лежит, в калачик свернулся. Ясное дело, холодно. И башка, небось, трещит после удара прикладом.