— А вот и наша доблестная полиция! — девичий голос. — Сейчас мы узнаем последние новости о ходе следствия!
Проморгался я, пятна в глазах прыгать перестали, смотрю — девица. Рядом с фотографом стоит. В руках блокнотик, и карандашик зубками покусывает. Симпатичная, хотя и не в моём вкусе.
— Лизавета Ивановна, к чему этот балаган? — говорит Бургачёв.
Смотрю, покраснел ещё больше мой начальник.
— Дело прежде всего, — отвечает девица. — Узнать правду раньше всех — таков наш девиз.
Да я же её знаю! Это с ней Бургачёв в коляске раскатывал, ручку целовал. Только тогда девица в дорогой шубке была, а сейчас в полушубке простеньком и чёрной юбке. И волосы в тугой пучок затянула. Для конспирации, видать.
А Лизавета вопросами сыпет:
— Правда ли, что инородов обвиняют в гибели графа Бобруйского? Правда ли, что инороды будут выселены за пределы городской черты? Кто ответит за гибель высшего эльва? Ведь тело его, по слухам, так и не нашли?
Мой начальник попытался её перебить, но куда там. Девица тарахтит без умолку:
— Ходят слухи, что к взрыву причастна организация «Народ и воля». Правда ли...
Тут Бургачёв не выдержал, ухватил её за локоть и зашипел:
— Елизавета Ивановна, прошу вас! Не сейчас!
Пых-х! Вспышка магния. Гнусный чувак с фотоаппаратом крикнул:
— Отличный снимок, господа! Полиция пытается заткнуть рот печати!
Глава 9
Хорошая земля во дворе у старейшин, чёрная. Только утоптанная вусмерть. Замучились ковырять. А куда деваться — надо.
Велел губернатор копать от забора до обеда — будем копать. До ужина. Начали с дома старейшин оргов.
Дом городовые оцепили, во дворе полицейские — те, что помладше чином, ковыряются. Потычут в землю, где подозрительное чего нащупают, и давай копать. Пока вырыли скелет собаки и старый башмак. Другие по дому шарят, мебель шатают, половицы выламывают. Пыль столбом, доски трещат, стены трясутся.
Мы, когда с Бургачёвым к дому старейшин подкатили, он меня высадил, а сам в участок помчался — бумажки строчить. По дороге, пока от губернатора ехали, всё от злости пыхтел. Потом выдохнул маленько, и мне:
— Где ваши люди? Почему не с вами?
Вижу, зло сорвать хочет.
— Подпрапорщик с рядовыми до завтра отдыхают, — говорю. — В целях поощрения. Хорошо сработали, заслужили.
— Нельзя людишек распускать, — Бургачёв мне эдак сквозь зубы. — Разбалуются. Инородов распустили, и вот! А вы инородку в агенты...
— Надо же с чего-то начинать, — говорю.
— Плохо начинаете, стажёр, — отрезал начальник. — Нужен агент? Обратитесь к старшим! Вот, держите.
Вытащил Бургачёв из кармана визитную карточку и мне сунул.
Смотрю — визитка, важная такая, вся в завитушках. Посерёдке написано: «Специальный корреспондент газеты „Голос“ Иванищев А.Е. Всегда свежие новости!»
Не понял я чего-то...
— Так что, ваше благородие, — говорю, — этот Иванищев А-Е — ваш агент? Мне в газету идти его разыскивать?
Бургачёв ухмыльнулся, как акула.
— Агента Иванищева искать не надо. Он как пластырь на подошве — не отлепишь. Да вы его видели только что.
Опаньки. Неужели тот гнусный репортёришка с фотоаппаратом?
— Что же он на полицию бросается? — говорю. — О правах кричит?
— Иванищев неприятный человек, — Бургачёв рукав отряхнул, сам морщится. — Но как агент весьма полезен.
— А эта девушка, что была с ним? — спрашиваю. — Елизавета?
— Елизавета Ивановна здесь совершенно ни при чём! — гавкнул его благородие. — Приехали. Вылезайте, стажёр, проводите обыск. Хотели дело — получите.
И умчался. А меня копать оставил.
***
И стали мы копать. Ладно, я тут начальник, мне лопатой махать не надо. Остальной народ недоволен, но служба есть служба.
На улице вокруг дома зеваки собрались, таращатся. Сначала просто смотрели, потом советы стали давать. Ещё набежало недовольных. Слышу, кричат: «Произвол! Безобразие! Насилие! Надругательство! Позор!» И всякие другие слова.
А уж когда мы череп с рогами уронили... Во дворе столб стоит, весь резной, в узорах. Типа руны магические. На самом верху череп бычий прицеплен, с рогами. Кость жёлтая от древности, на рогах какие-то ленточки, амулетики болтаются.
Вот мы его и того... покосился столбик, а черепушка с него возьми и грохнись. Да не просто грохнулась, а ещё и разбилась тут же. На несколько кусков. Старая была, как видно.
Что тут началось... зрители засвистели, улюлюкать давай. В нас стали кидаться — кто чем. Обидно.