Душевая кабинка освободилась, Ломарь забрался в нее, заперся. Омываться в море ему, как видно, претило.
Ломарь не задержался в душе, выскочил из кабинки еще не одетый, с сумкой, заспешил на парковку. Видимо, в машине решил переодеться. Я провожал его глазами. Он пошел к парковке, скрылся за деревьями.
Я подтащил свои вещи к воде, бросил их на камни. Постоял, набираясь храбрости. Все же среднее удовольствие – купание в холодном море в мае месяце.
– Какой привлекательный темнокожий мужчина, – прыснула одна из женщин, выходящих из моря. Инстинкты, данные природой, пока работали (впрочем, уже случались звоночки; эта работа доконает даже коня, насыщенного гормонами). Данная парочка выглядела куда привлекательнее предыдущих купальщиц. Обе невысокие, одна крепенькая, другая изящная. Первой было лет тридцать пять, вторая младше лет на восемь. Родные сестры, судя по некоторой схожести.
Я вежливо улыбнулся, посторонился, освобождая проход между горками камней. Женщина постарше стрельнула глазами, как-то непроизвольно вздохнула. Муж в природе имелся, судя по кольцу на пальце, но что-то с ним было не так.
– Пошли, Галка, не останавливайся. Иди уж… – подтолкнула ее сестра, бегло глянув в мою сторону, и при этом лукаво улыбнулась, – потом мечтать будешь, тебя Иван с тетей Таней дома ждут…
Когда я входил в воду, они уже натянули сарафаны, подхватили пляжные сумки и уходили к парковке. На все омовение у меня ушло не больше пары минут. Я выскочил из моря – уже не темнокожий! – схватил полотенце, начал растираться. Вытянул из сумки одежду, из пакета – легкие туфли песочного цвета, начал одеваться со скоростью новобранца, над которым завис дамоклов меч старшины. Джинсы, тенниска, туфли. Сверху жилетка из тонкой кожи – под ней неплохо размещалась кобура, которую я припрятал в сумке. Носить оружие нам полагалось всегда и везде, но перед посещением присутственных мест все же старались от него избавиться.
В стороне под обрывом расположилась на покрывалах большая украинская семья – все упитанные, щекастые, даже дети. У семьи был ланч – женщины галдели, мужчины смеялись; отпрыски носились друг за дружкой, тряся жировыми складками. Ели яйца, сало, консервированные овощи. Ближе к осени потащат на пляж арбузы, помидоры… Отдыхающие украинцы в Крыму вели себя непринужденно. Такие же люди, как и все. Вспоминались вопли украинского президента со всех трибун: украинцев в Крыму подвергают дискриминации, лишают прав, не дают спокойно жить и отдыхать! Я посмотрел по сторонам – никто не подвергал их дискриминации. И кучку татарской молодежи, идущую вдоль моря в неизвестном направлении, никто не третировал – молодые люди громко смеялись, темноволосый парень обнимал худенькую, как кленовый побег, девушку…
Я взобрался на песчано-ракушечную пересыпь, направился к парковке.
И уже зайдя за деревья, услышал истошный женский крик.
Глава вторая
Я правильно среагировал, только поздно! Там шумели люди, голосистая дама продолжала истязать голосовые связки. Я бежал, забросив сумку за спину. Обогнул неработающий киоск, кабинки биотуалетов, вылетел прыжками на парковку. Здесь рядами стояли машины, но не сплошь – с разрывами. Что-то происходило на южной стороне автостоянки.
Я уже все понял. Какой кретин! Там мелькали люди, женщина кричала – теперь не так пронзительно. Я обогнул несколько машин, подбежал. Здесь были мужчины из числа отдыхающих, несколько женщин. Пятилась знакомая «автомама», закрывала ладонью глаза своему ангелочку, потом схватила его в охапку, потащила к машине.
Окровавленное тело лежало под открытой дверью подержанного кроссовера. Ломарь одевался в машине на заднем сиденье, а когда вылез из нее, чтобы пересесть за руль, в голову выстрелили из пистолета с глушителем. Задняя часть машины была забрызгана кровью с мозгами – в выходное отверстие легко вошел бы теннисный мяч.
Труп лежал, извернувшись, словно бежал в горизонтальном состоянии, поблескивали мертвые глаза. Под головой расплывалась багровая лужа.
Женщина перестала кричать, ее оттаскивала другая. Обеих я узнал – сестры. Никуда не спеша, за приятной беседой дошли до стоянки, а здесь такое… Та, что постарше, держалась за сердце и неуверенно дышала, у нее подгибались ноги. Лицо перекосилось, вылезли морщинки (грязь не помогла). Ее придерживала сестра, такая же бледная. Она узнала меня, пыталась что-то сказать, но только зря тужилась. Останки агента действительно выглядели малосимпатично.