— Бросьте, товарищ… — Гальперин с большим удовольствием выговорил это слово — если вы скажете, что позвали меня просто покататься на яхте — я вам не поверю. И если вы скажете, что намерены дружить с Израилем — я вам тоже не поверю. Давайте к делу…
Не зная, как подойти к делу — Гальперин намеренно обострял.
— У Израиля нет друзей — сказал судья — есть враги и те, кого вы используете.
Гальперин недовольно покачал головой.
— Ну, зачем же так. У нас есть друзья. Просто… если вы хотите быть другом Израиля, вы должны прийти и сами объявить себя нашим другом.
— Крестный отец?
Гальперин не смог скрыть своего удивления.
— Вы его смотрели?
— Конечно, смотрел — сказал судья — у нас даже есть специальный просмотровый зал для этого, прямо в Ясенево.
Бывший директор МОССАДа отпил глоток из своего бокала с ледяным чаем. Интересно, это намеренная подстава или просто его визави проговорился? Конечно, все знают про Ясенево, смысла нет скрывать. Но вот про просмотры западных фильмов… Слухи, конечно, доходили… кое-чем поделились американцы, им в свою очередь данные дали англичане, а англичанам — Олег Гордиевский. В Советском союзе нельзя смотреть западные фильмы, это называется моральное разложение. Но смотрят. И что хотел сказать ему этим его советский визави?
— Хороший фильм — нейтрально сказал Гальперин.
— Хороший — согласился судья — и знаете, он многому учит. Например если задействовать определенную сумму — люди которые ненавидят друг друга, расцелуются как братья…
— Ради Бога, не собираетесь ли вы купить меня? — воскликнул Гальперин и тут же понял, что переигрывает. Так можно усыпить бдительность кого угодно — но только не того, кто перед ним. Он будет бдительным всегда, он старый и мудрый человек с огромным опытом.
— Вовсе нет. Но полагаю, возможно купить Израиль.
Гальперин не поверил своим ушам.
— И чем же?
— В отношениях между государствами важны не деньги. Такая валюта как мир и дружба — вас устроит?
Гальперин не понял.
— Вы хотите признать нас?
— Ради Бога, это можно сделать прямо сейчас — тут Судья покривил душой, это не так просто было сделать — но что это изменит. Я говорю о стремлении к миру на Ближнем Востоке.
— Стремление. Стремиться можно до бесконечности — нажал Гальперин.
— А если я говорю про подписанный мирный договор с палестинцами?
Гальперин снова не понял.
— Вы — говорите?
— Конечно, нет. Советское правительство.
— Советское правительство готово подтвердить это официально?
— Нет.
Гальперин задумался. Если бы ответ был «да» — он заподозрил бы неладное. Но ответ был «нет» — точно такое же ответ дал бы и он, случись ему поменяться местами со своим визави.
— Тогда как будет организован… процесс.
— Очень просто. Кто-то из лидеров террористических групп согласится на наши условия. Кто-то — будет уничтожен. С вашей помощью, без вашей помощи — неважно. Лучше даже, если это будет без вашей…
— Что потребуется от Израиля? — решил перейти в плоскость конкретики Гальперин.
— В секторе Газа — автономия для палестинцев и эвакуация израильских поселений в течение разумного срока. Скажем… пятнадцать лет.
— Это невозможно — ответил Гальперин, немного подумав.
— Но почему? Вы ушли с Синая, эвакуировали поселения, которые начали создавать, и ничего с Израилем не случилось.
— Это была ошибка.
— Разве? А у вас был выбор?
Гальперин погрузился в тяжелые размышления. Выбора и в самом деле не было — надавили Соединенные штаты Америки. Все мирные договоры — это результат давления. Хуже было вот что — этот проклятый советский судья — КГБшник мог знать, или по крайней мере догадываться о главной тайне войны семьдесят третьего года. Эта тайна[31] — была взрывоопасна и сейчас, потому что она срывала покров с самой главной военной тайны Израиля — с той тайны, что Израиль тоже может проиграть…
— Вы предлагаете нам отдать наши реальные преимущества — территории, населенные нашими поселенцами, укрепленные нашими военными базами — в обмен на иллюзорное обещание мира. Не пойдет.
— Может пойти, потому что мир будет первым. Что вам мешает разорвать соглашение, если вы убедитесь в нашей нечестной игре?
Гальперин прикинул — да в общем то ничего.
— Статус Иерусалима?
— Израильский.
Гальперин не смог скрыть своего изумления.
— Израильский?
— Да, израильский. Город вы оставляете за собой.
Гальперин лихорадочно просчитывал варианты — оставление за собой Иерусалима заткнет много глоток критиканов. Хотя если разобраться — это более имиджевая уступка, чем реальная — никакой военной ценности город не имеет.
31
Не исключено, что речь идет о сговоре президента Египта Анвара Садата с руководством Израиля о войне, которую Египет должен был проиграть. Израилю это было нужно потому, что преждевременным и проигрышным выступлением Египет нарушал планы арабской коалиции государств по одновременному массированному удару по Израилю — удару, отразить который можно было только ядерным оружием, и после которого Израиль все равно перестал б существовать. Многие военные догадывались о том, что Садат сдал их — и потому Садат был убит.