– Ерунду говоришь. – Преподаватель перевернул листок. – Смотри как правильно.
Через пару минут преподаватель вернул листок студенту: «Вот».
– Так я это и начертил. – Студент перевернул лист и ткнул ручкой в схемы. – Вот, вот и вот.
Преподаватель внимательно изучил обе стороны листка и отложил его в сторону: «Твоя правда. Давай следующий вопрос».
С тихим шорохом ползали по бумаге шариковые ручки.
Она отвечала последней. Ей нравилось, отсутствие свидетелей. В случае провала – никто не увидит позора. Да и в общении с преподавателем с глазу на глаз было что-то уютное, теплое. Билет попался легкий. Забирая зачетку, она бросила взгляд на термометр за окном. В коридоре её ждали, вся группа уставшая и хмурая.
– Тридцать шесть, – теперь она знала, что ощущают гонцы дурных вестей.
Группа единодушно выдохнула стон разочарования и двинулась к гардеробу. Девушки, выбравшие между красотой и теплом – тепло, шуршали при ходьбе лыжными и сноубордовскими штанами.
Январь сменился февралем. На смену морозам пришли метели. Ветер сдирал снег с крыш, деревьев и вершин сопок, перемалывал в мелкую колючую муку и засыпал ею город. У подветренных стен домов росли сугробы, чтобы в следующую ночь, когда ветер сменит направление, рассыпаться ледяной крупой. За ночь ветер зализывал узкие тропинки до безукоризненной гладкости, возвращая снежной глади девственную нетронутость. Самые ранние прохожие на ощупь, методом проб и ошибок, то отыскивая подошвой утоптанную твёрдость, то проваливаясь в снег по колено, каждое утро прокладывали их заново. Ветер ломился в окна, свистел в проводах и кружился позёмкой.
Она сидела на подоконнике с плиткой шоколада. За тёмным окном бился о бетон жестяной карниз и бесновалась метель: белая мистерия в чёрной тьме. Фонарей нет – ветер оборвал обледеневшие провода. Тьма по обе стороны стекла. Сквозь клубящуюся плотную вуаль иногда пробивались далекие огоньки, казавшиеся в этой чёрно-белой тьме крупными звездами.
Она смотрела в окно, размышляя остался ли за ним мир. Существуют ли в этой метели торговые центры, болота, заводы, река, другие дома? Остались ли в этой вселенной другие люди? Ответом был лишь шорох снега о стекло.
Она положила в рот дольку шоколада и оставила её таять на языке. Снег за окном на секунду принял форму человеческого лица. Девушка поёжилась, но продолжила смотреть в метель. Призрачное, сотканное из снежной крупы лицо вновь возникло из белого хаоса и через мгновение рассыпалось, чтобы возникнуть в другом месте. Девушка хотела зажмуриться, но не смогла. Переплетающиеся в потоках ветра снежные полосы завораживали, не давали отвести взгляд. Лицо возникало и исчезало, ближе и дальше, губы его шевелились. В грохоте жести о бетон на грани восприятия слышалось: «Будь моей». Снова и снова. Снег, лицо, слова. Она смотрела в окно, чувствуя, как по телу расползается ледяной страх. Со странной отстраненностью она подумала: «Вот мы и встретились, шиза». Осознание собственного безумия пугало ее гораздо сильней происходящего за оконным стеклом. Однако когда из снежного марева к девушке потянулась жадная рука, она не выдержала. Оцепенение осыпалось тысячей невидимых иголочек. Она спрыгнула с подоконника во мрак кухни и быстро, едва не срываясь на бег, через два порога и коридор дошла до кровати, упала на матрас, закуталась с головой в одеяло. За окном бесновалась метель.
Во второй половине февраля, когда снег ещё и не думал таять, воздух сменил запах. Пахло талой водой и влажной почвой. Ветер стих. Небо очистилось, налилось густым голубым цветом и приобрело ту восхитительную высоту, что бывает только в самом конце зимы, когда глаз, столь долго натыкавшийся на серовато-белый облачный потолок, вдруг проваливается в голубую, отливающую лиловым, бесконечность. Солнце из бледно-жёлтой монеты превратилось в золотистый источающий тепло круг. В город, не торопясь, входила весна.
4 глава
К первым числам марта снег потяжелел и начал таять. Город медленно, слой за слоем смывал с лица грим. Горожане, млея от тепла, сменили шубы и пуховики на пальто и куртки. Санки всё чаще скрежетали по асфальту. Дети лепили последних в этом сезоне снеговиков.
Общее настроение города было столь же непредсказуемо, как и мартовская погода. Мороз, дождь, метель, не по-весеннему жаркое солнце и крупные хлопья снега хаотично сменяли друг друга, иногда в течение суток. В городе царила общая легкая нервозность. Ссоры вспыхивали и тут же гасли. Чуть более громкие голоса, чуть более резкие жесты.
Март длился, снег таял. Он потемнел, а местами и почернел, демонстрируя заводскую копоть и угольную пыль впитанные из воздуха снегопадами. Солнце, как археолог, слой за слоем открывало всё, что скрывал снег. Первыми вытаяли собачьи экскременты и мусор. Чуть позже солнечный свет увидели жертвы зимы. Патологоанатомы между собой называли их подснежниками.