Он докурил сигарету, задумчиво рассматривая здание бывшей гостиницы. Её подмывало спросить, что он видит, какие слышит голоса, но складка меж его бровей так и не дала ей решиться.
Они повернули назад, прошли мимо поворота к тоннелю. Красно-белая труба ТЭЦ навязчиво лезла в глаза. Слева, через дорогу, белела глухая стена бетонного забора. Он, походя, не снижая скорости, ткнул в обшарпанное голубовато-серое здание за шеренгой тонких чугунных копий: «Первая школа Кузнецкстроя». Она замедлила шаг, чтобы внимательней рассмотреть здание. Два этажа, деревянные рамы, решетки на окнах. Он оглянулся: «Ты идёшь?».
– Подожди. Интересно же.
– «Салочки, классики, папиросы за углом, записки, секретики».
– Пойдём.
Она догнала его.
Они прошли под ржавой эстакадой, миновали гаражи. Слева всё так же тянулся белый бетонный забор, однако вместо пустыря за ним теперь пряталось бледно-рыжее здание. Сквозь большие окна виднелись плакаты с социалистическими лозунгами, пустые доски толи почёта, толи позора, и голубые кабинки. Она ожидала, что он что-нибудь скажет. Он молчал.
У старой пожарной части с ретрансляционной вышкой они свернули направо, прошли через ещё одни гаражи.
– «Девочка в зелёном платьице».
Сквозь кустарник просвечивали массивные руины. Дорога пошла вверх. Они свернули ещё пару раз и вошли в то, что раньше было парком. В тридцатые годы здесь гремела танцплощадка, крутились карусели, по асфальтовым дорожкам мимо клумб гуляли влюблённые, плескались в фонтане мальчишки, а в двух шагах шелестела аллея чёрных осокорей, ведущая к Пантеону – братской могиле металлургов. Теперь только эта могила с аллеей и сохранились, да ведущая к ним дорога. Остальное поглотил примыкавший к парку лес.
Она вдохнула пахнущий зрелыми листьями воздух и спросила: «Почему отсюда ушли люди?». Она знала ответ, но хотела услышать его голос.
– После запуска КМК дым от домен аккуратненько так накрыл весь посёлок. Масло на бутерброде чернело за десять минут. А здесь, – он указал на Пантеон впереди, – вообще ад был. Только тополя и выжили.
Где-то наверху запела птичка. Он задрал голову, лицо исказила противоестественная смесь радости и досады.
– Знаешь, люди могли бы сюда вернуться. – Он достал из кармана сигарету, помял её в пальцах и сунул обратно. – Здесь обязано быть хорошо.
За оградой Пантеона помимо стены братской могилы из газона поднимались три кирпично-штукатурных стелы у надгробных плит великих металлургов. Она помнила фамилию только одного из них – Курако. Вторым в голову лез почему-то Бардин.
– «Он же вроде покинул город в добром здравии. Или не покинул?»
Мужчина открыл перед ней ажурную дверь и пропустил вперед. Она по выложенной плиткой дорожке прошла к трём могилам – Курако Михаил Константинович; Казарновский Григорий Ефимович, ученик Курако, и Лаушкин Антон Дементьевич.
– Кто такой Лаушкин? – она повернулась к подошедшему мужчине.
Он посмотрел на неё так, будто впервые увидел: «Ты уверена, что выросла в этом городе?». Она кивнула со странным чувством вины.
– О, времена! О, молодежь! Лаушкин – первый кавалер ордена Ленина в городе, до семидесяти трёх лет пахал на КМК. Ты только представь это!
Она честно попыталась представить.
– «Всю сознательную жизнь у мартена. Сорок часов в неделю. Жар расплавленной стали. Защитная одежда».
Она перебрала в голове все виденные по телевизору кадры о работе металлургов.
– «Но ведь наверняка было что-то ещё, оставшееся за кадром».
Он наблюдал, за ней прищурив глаз: «Не получается? То-то же!»
Они сели на скамейку перед братской могилой. На чёрном прямоугольнике два столбца фамилий без инициалов, одиночные буквы только у двух однофамильцев.
– С трудом представляется, что на таком маленьком клочке земли уместилось столько человек, – она смотрела на очерченный дорожками кусок газона.
– А много вам надо?
Они немного помолчали. Она разглядывала тополя, поглотившие дорожки, лавочки, клумбы.
– Всё-таки странно устраивать братскую могилу в парке.
– А разбивать парк на действующем кладбище? – он хищно ухмыльнулся, незажжённая сигарета сползла к углу рта. – Иногда мне кажется, что город строило тайное общество некрофилов.
– В те времена так по всей стране было.
– Да? Не знал. – Он достал зажигалку, понюхал воздух и выплюнул сигарету.
– Я тебе больше скажу, – она многозначительно подняла палец, – у нас на главной площади страны совершенно официально лежит труп. И вообще там целое почётное кладбище.
Он неопределённо дёрнул бровью: «Не завидую я этому городу».
Когда они шли обратно через тоннель, за частой решеткой огромного вентилятора возникла человеческая фигура. Контуры её дрожали. Девушка пыталась разглядеть черты лица, из оранжевой тьмы на белый свет. Лицо расплывалось влажной бетонной серостью. Фигура подняла руку в прощальном жесте. Они помахали в ответ.