Он появился, как и всегда, абсолютно бесшумно. Она повернула голову на шевеление травы. По спине скользнула нервная судорога. Кеды, чёрные джинсы, жилет, футболка с личным логотипом, знакомые черты лица, бандана. Она отвернулась и, брезгливо поморщившись, выключила MP3-плеер. Вытащила из ушей наушники. Намотала проводки на корпус и спрятала в карман.
– Зачем?
– Тебе же нравится это тело, – он сел рядом.
– Голос, чёрт побери. Голос. Боже! – она отодвинулась.
– Я могу и спеть, – баритон и рычащая хрипотца.
– Только открой рот! – по её телу прошла дрожь. – И уже этим вечером я пропишусь в психушке.
– Я не галлюцинация, – в его голосе прозвучала усталая обида.
– Да мне без разницы.
– Я хотел сделать тебе приятно. Загладить вину. – Его лицо, расплывшись на мгновение, вернулось к привычным чертам. Теперь он выглядел, как неудавшийся косплей.
– Ты бы ещё матерью моей обернулся, – она почесала татуировку на плече.
Он извернулся и заглянул ей в глаза: «Я не знал, что это настолько личное».
Она сдёрнула с его головы бандану, достала из кармана зажигалку, чиркнула кремнем. Ткань исчезла в бездымном холодном пламени, не оставив после себя ни пепла, ни запаха. Она вновь посмотрела на него. Кольца в ухе раздражали. Она провела по ним пальцем. Кольца исчезли одно за другим.
– Верни ёжик.
Он провёл ладонью ото лба к затылку. Взлохмаченные пряди сменились короткой, почти под ноль, стрижкой. Она улыбнулась.
– Я нашёл его. И убил.
– Правда?
Он замер на несколько мгновений, словно не зная, что ответить.
– Да.
– Хорошо, – она дёрнула плечом и легла на спину.
– И это всё? – он склонился над ней.
– А чего ты ожидал?
– Хоть какой-нибудь реакции.
– Ты убил человека. Я не хочу этого касаться.
Он закурил и лёг рядом.
17 глава
Она уехала на Соловки в день его рождения. Он знал, что она вернётся. Он знал, что она не могла выбрать другой день отъезда. Да и с чего бы… Но…
Праздничный фейерверк в этом году взорвался от случайной искры за два часа до положенного срока. Концерт тоже не задался. Аппаратура выходила из строя, перегорали контакты, микрофоны в самый неожиданный момент резали слух визгом. Не обошлось и без традиционного ливня. Горожане мрачные и неразговорчивые разъехались по домам.
Он сидел на сцене и смотрел на пустую площадь. Она уехала в день его рождения.
Он стоял на пешеходном мосту над перронами и смотрел, как уходит поезд на Москву. А до этого в Красноярск и Санкт-Петербург. Он знал, у слишком многих билет в один конец. Они уезжали каждый день. Молодые, умные, талантливые. За деньгами, перспективами, мечтами, жизнью. Они уезжали всегда, когда-то больше, когда-то меньше. Возвращались единицы.
Его дети покидали его, и он ничего не мог с этим поделать. Он курил и смотрел, как уходит поезд на Москву.
Он сидел в логове водяного и пытался выпивкой заглушить мысли о том, как она там развлекается, кто прикасается к её коже, кто оставляет свой запах в её волосах. Вокруг вились русалки. Безупречная белая плоть. Он собирался выбрать из них одну. Подташнивало.
Холодные руки ласкали тело. Белое колыхание. Запах тины. Яркими пятнами били в глаза чёрные, русые, рыжие завитки. Пушистые касания. Он пьяно улыбнулся и наугад вытянул одну из круговорота. Белая щека покорно потерлась о его бедро. Он убрал чёрные волнистые локоны с её лица. Русалка подняла взгляд. Он узнал её.
– «Ну, конечно. Кого ещё я мог вытащить?»
Женщина, показывающая из окна роддома желтушную девочку.
– Ты… подаришь… мне… мужчину? – она выдыхала слова: в пах, живот, грудь, ухо. Он посмотрел на ладонь на своём плече. Сквозь белую кожу проступили багровые ссадины там, где примерзла земля.
– Что ж ты с собой сделала, Алёнушка?
Русалка зашипела и отпрянула. На коже, там, где соприкасались два тела, вздулись алые волдыри.
– Чтоб тебя боеголовкой шандарахнуло! – русалка трясла обожженными руками. Её подруги всё так же кружились в танце. Липкая метель.
Он поднялся и махнул руками: «Ша!». Русалки с хохотом поныряли в центр лужи. Комната опустела. Остались только он и та, что когда-то была Алёнушкой.
– Изверг, – она сняла с плеча клок кожи.
– Вы похожи больше, чем я думал.
– Ты её уже трахнул? – русалка подошла ближе.
Он поморщился: «Только об этом и думаешь».
– А что такого? Должна же я знать, что ты творишь с моей дочерью.
– Дочерью? – его губы скривила презрительная усмешка. – Ты смеешь произносить это слово после того, что сделала?