– Эй, мне надо возвращаться на маршрут, – водитель кричал в приоткрытую дверцу кабины. Парни на прощание пнули по разу багажник и погрузились в маршрутку. Она заметила капающую с руки одного из них кровь и отдала ему пачку бумажных носовых платков.
Маршрутка медленно и осторожно выбралась на главную дорогу.
Кикимора встретила её тепло и ласково. Они сидели в кустах за колодцем.
– Девуля моя. Соколушка. – Кикимора гладила руки девушки. – Выкладывай за чем пришла. Хошь вражину изведём, хошь о судьбе поворожим, хошь сердце мужское к тебе привяжем. Любое выбирай. Живое и тёплое. Богатого найдём, ласкового найдём.
– Спасибо, не надо, – она вежливо улыбнулась. – Мне и так не плохо.
– Что? Не пускает это чудище дымное? – Кикимора заглянула в глаза. – Беги от него, девонька. Беги со всех ног. Не нужен он тебе.
Она отвела взгляд: «Да я не за этим».
Кикимора поднялась и обошла её, внимательно оглядывая.
– У меня есть вещь, которая может вам понравиться. – Она добавила в голос энтузиазма. – Это череп. Он издаёт звуки, а если в глазницы вставить по свечке…
– Ты меня за дуру не считай. – Кикимора упёрла кулаки в бока. – Подарки не передаривают.
– Это не подарок.
– Девонька…
Она опустила глаза, руки теребили подол футболки: «Я не знаю, что с ним делать».
– Верни.
– Но…
– Оооо, – кикимора бережно взяла её за подбородок и приподняла его. – Бедовая. Ой, бедовая.
Кикимора осмотрела её лицо со всех сторон. Убрала руку.
– Почему? Почему я? – девушка почти шептала.
Кикимора подобрала подол и села на землю.
– Он и сам не знает. – Кикимора попыталась сочувственно улыбнуться. – Отметил с первых минут и всё.
– С первых минут? – её глаза округлились.
– А ты не знала?
– Нет.
Она вспомнила, как в шесть лет перед Новым годом встретила у мусорных баков мужчину и заговорила с ним. Мама запрещала ей отвечать на вопросы чужих людей, но этот человек ни о чём не спрашивал. Наоборот, это она засыпала его вопросами. Мужчина рассказал, что у него нет дома, родных и друзей и что Новый год он праздновать не будет. Это было неправильно, несправедливо. Тогда она верила, что у каждого должен быть Новый год. И она принесла этому мужчине из дома свой подарок с конфетами и подобрала на улице несколько ёлочных веток. Мужчине очень понравились ветки, а конфеты он не взял. Сказал, что у него болят от них зубы. Ветки они воткнули в сугроб. И мужчина украсил их светящейся мигающей гирляндой. Какого цвета у него были глаза?
Некоторое время они молчали. Она обрывала с куста листья и переваривала услышанное. Кикимора рисовала на земле большим пальцем ноги пересекающиеся спирали и линии.
– Хочешь, напиться? – кикимора посмотрела на неё, прищурив глаз.
– Нет… – она вздохнула.
– Форштадтские домовые хороший самогон гонят. А уж на каких травках настаивают…
– Не надо. – Она поднялась и отряхнула одежду. – Я, пожалуй, пойду. Спасибо за всё.
19 глава
Трамвай в городе появился в 1933 году, первым в Западной Сибири. Одна линия быстро разрослась в сеть рельс и колец, соединившую между собой четыре района. Запсиб отличился и здесь, обзаведясь личной отдельной веткой.
Трамвай был особенным. Он ходил иными путями, пусть и по тем же улицам. Из его окна город выглядел немного иначе. Под другим углом. Больше зелени: диких нечесаных зарослей и аккуратных газонов. Меньше пыли. Детали, которых не замечаешь из окон шустрых маршруток.
Трамвай успокаивал и настраивал на философский лад. В нем можно было делиться любыми тайнами. Всё равно их никто никогда не услышит. Даже сам говорящий. Ещё признаваться в безответной любви. По той же самой причине. Можно было прислониться головой к стеклу, качаться вместе с вагоном и вспоминать детство. Перекраивать по старым лекалам проплывающие за окном улицы.
За долгие годы городской трамвай видел всякое. Свадьбы, выпускные, делегацию дышащих перегаром и куревом дедоморозов, горячие пирожки, песни под аккордеон. Трамвай горел, тонул, сходил с рельс и таранил автомобили. Зимой за него цеплялись мальчишки и катались, разметывая снежные струи. Весной часть путей затапливалась, и тогда трамвай превращался в крейсер. Летом появлялась ещё одна трамвайная остановка – перед Кузнецким мостом. Она позволяла попасть на пляж, не тащась по жаре и пыли.
А ещё в летние ночи трамвай был единственным общественным транспортом, кусочком жёлтого уюта. И сонные кондукторы не брали плату за проезд, а из закутка вагоновожатой доносились обрывки «Куклы колдуна» или «Полковнику никто не пишет». И кто-то обязательно читал газету, во весь разворот. И на задних сидениях целовалась парочка.