Она моргнула и вдруг заметила, что вагон опустел. И трамвай мчался обратно к Старокузнецку через Томь. Он вышел из кабины, закурил, зажал сигарету в зубах, как-то незаметно оказался совсем рядом, подхватил её руки.
– Ты же знаешь, я не умею танцевать, – она попыталась высвободиться.
– Плевать! – он улыбнулся. С оранжевого кончика сигареты упал пепел.
Он повёл её в танце. Это был бы вальс, если бы не ритм стука колёс о стыки. Она сосредоточенно смотрела на ноги, боясь сбиться с такта.
– Посмотри на меня, – голос его прозвучал непривычно ласково. Она неуверенно подняла глаза. Ноги без присмотра не споткнулись. – Вот так.
Трамвай мчал всё быстрее. Вместе с ним ускорялся и танец. Оранжево-жёлтые прямоугольники слились в одну полосу. Грохот отражался от неба.
– Мы всех разбудим, – она смеялась.
– Плевать, – он движением губ стряхнул пепел. Трамвай качнуло на повороте.
Он закружил её и дёрнул к себе.
– Обещай мне… – его дыхание обожгло ухо.
– Что? – она пьяно моргнула.
– Обещай, что никогда меня не покинешь. – Жар сменился холодом. Она ощутила, как в животе шевельнулся склизкий шар. – Обещай. Обещай сейчас.
Он поцеловал её за ухом. Она прикрыла глаза, Слизкий шар расплавился и стёк в штаны. Мир плыл, грохотал и качался: «Обещаю».
– Вот и умница.
Трамвай замедлил ход. Он вернулся в кабину. Картинка за окнами рассыпалась на кадры. Трубы заводов в красных лампочках, светофор, гаражи, луна, тополя. Она села, прислонила голову к стеклу. Покачивание вагона убаюкивало. Она вспомнила, как в детстве с мамой ехала ночью к знакомым. За окном проплывали факелы Ферросплавного завода. Было так тепло и уютно, и мамино плечо рядом. Она закрыла глаза. Мир свернулся вокруг пушистым одеялом.
Её разбудил тычок в плечо. Перед лицом маячил кто-то морщинистый, точнее разглядеть не давал глубокий полумрак.
– Деньги возьми, красавица. – В незнакомом голосе смешались шелест и скрип. – Мы правила знаем.
Она взяла деньги и оторвала билетик. Трамвай стоял. Она выглянула в окно. За окном круг рельс огибал кирпичную диспетчерскую. Чуть дальше светился молодой белый собор. На асфальте остановки топтались два небольших медведя.
– А, это меня провожают. – Пассажир махнул зажатым в кулаке билетом, запахло хвоей. – Они потом сразу домой, не задерживаясь. Мы правила знаем.
Пассажир сел у окна. Она вспомнила, как в пять лет невероятные обстоятельства занесли её с маминой подругой и её сыном в эти края в три часа ночи. Они стояли на автобусной остановке и пытались поймать машину, а сын подруги рассказывал, что в лесу на холме живут медведи и спускаются ночью, чтобы есть маленьких детей. Она тогда с энтузиазмом спросила, придут ли к ним медведи. Мамина подруга решила, что она испугалась, и прикрикнула на сына. Она не помнила чем всё закончилось, но ей долго снились медведи на здешних улицах.
Трамвай тронулся. Медведи помахали лапами и ушли. Трамвай описал круг. За окном проплыл и исчез собор. На следующей остановке вошли несколько домовых платить они не стали. Зато прилипли к вагоновожатому с криком и требованиями. Он рявкнул. Маленькая толпа рассыпалась по креслам.
Трамвай лениво полз через ночь. Плыл за окном частный сектор. Домовые выходили на остановках тройками и парами, что-то тихо ворча под нос. К байдаевскому кольцу в вагоне никого из них не осталось. Морщинистый пассажир вышел на Школе и ушёл к реке.
Через десять минут трамвай замер ровно на том же месте, откуда они начинали путь.
– Конечная. – Динамик странно исказил его голос. – Вагон идёт в депо.
Она сняла с себя сумку и вышла. Он помахал ей из кабины и уехал.
20 глава
Они шли через кисельный туман. Она уже оставила попытки определить их местоположение. На молочно-белом полотне растекались, смешиваясь оранжевые, зелёные, голубоватые, жёлтые и красные пятна вывесок и фонарей. Изредка попадались и более экзотичные цвета. Она опустила глаза. Ноги толкали асфальт абсолютно бесшумно. Она топнула. Ни звука. Она зажмурилась и закричала. Первобытный вой пробился к барабанным перепонкам, но увяз в тумане.
– Я здесь, – он погладил её кончиками пальцев по тыльной стороне ладони.
Неожиданно она поняла, где они находятся. Впереди Минас Моргулом светился ЦУМ. Из тумана выскользнула белая кошка, сверкнула зелёными под цвет ЦУМа глазами и растворилась, не оставив даже улыбки. Она дёрнула его за рукав: «Там кошка».
– Неважно. Мы ищем людей.
– А если они будут только выглядеть людьми?
– Я разберусь.
ЦУМ проплыл мимо и растворился за их спинами. Из-под моста через Абушку звучал детский смех. Он не сбавил шага. Он знал, этим детям уже нечем помочь. Они свернули во дворы. В тумане ощущалось смутное движение. Он насторожился и чуть наклонил голову, то ли прислушиваясь, то ли сканируя пространство. Она чувствовала неведомого покалыванием по коже. Он щёлкал зажигалкой. Иголочки переползли с плеча на грудь. Она пошла навстречу, потянув его за собой. Под ногами грязь, трава, разноцветные выкрашенные эмалью камни, сочные стебли. Они должны хрустеть под подошвой. Иголочки превратились в иглы. Он шёл за ней, не спрашивая. Кусок тумана впереди внезапно потемнел. Она ускорила шаг. В круг восприятия вывалился мужчина. На бледном, сливающемся с туманом, лице плясали по-детски растерянные глаза. Он отпустил её руку и закурил. Вокруг оранжевого огонька образовалась пустая сфера. Он с удовольствием затянулся и ткнул сигаретой в запястье мужчины. Тот вскрикнул и отскочил. Туман вокруг его тела рассеялся.
– Пережди до утра в подъезде, – он указал судорожно оглядывающемуся мужчине на незадомофонненую дверь, взял её за руку и они растворились в тумане.