– Ты чего? – сталь двери чуть приглушила голос охранника
– Тут был этот… бородатый такой… с топором.
– А в пенсне никого не было?
– Нет. – Заключенный кое-как отлепился от стены.
– Жаль. Хорошие у него рассказы.
Заключенный осоловело кивнул.
– Сам не спишь, так другим не мешай, – проворчал охранник. За дверью послышались удаляющиеся шаги. Заключенный смотрел на стальные листы, отделяющие его от нормальной жизни.
– Прошу прощения…
Заключённый мгновенно развернулся на пятке. У зарешеченного окна стоял мужчина в чёрном костюме при галстуке. На переносице поблескивали очки без дужек.
– …меня никто не спрашивал?
Он скучал. Горожане разъехались по дачам, курортам, горам и морям, забрав с собой по частичке его души. Дети носились под солнцем в деревнях и оздоровительных лагерях. Все, кто остался в городе работали, не зная продыха, отдуваясь за отпускных. В город пришли мёртвые недели. Он скучал.
Развлечение в СИЗО с единственным одиночным заключённым закончилось слишком быстро.
Он шёл по ночной улице, пиная камень. Время тянулось и никак не могло кончиться. Город метался в бессоннице. Город спал. По улицам ползали вязкие сны. Ветер едва волочился по асфальту. В амфитеатре Арт-сквера какой-то ребёнок забыл коробку цветных мелков. Он подошёл, подобрал мелки, рассмотрел, уже собрался выбросить. Сквозь одеяло апатии пробилась забавная мысль. Он положил мелки в карман.
Однажды, относительно недавно, в городе появился Сенсей. Он разрисовывал тротуары китайскими иероглифами и обязательно подписывал их значение. Иероглифы тянулись по краю асфальта ровной белой шеренгой. Сенсея гоняла милиция, гопники и просто горожане. Иероглифам на асфальте посвящало программы местное телевидение. Их фотографировали туристы и смывали коммунальщики. Потом Сенсей пропал, а иероглифы стерлись подошвами горожан. Сейчас о них почти никто и не помнил.
Он старательно заштриховал свитер. Красный и зелёный мелки заметно уменьшились. Потом на асфальте появилась шляпа. Коричневая, с широкими полями. Завершающим аккордом стала фраза: «Раз, два…» у головы.
Он поднялся, отряхнул с ладоней меловую пыль и исчез. На асфальте остался нарочито детский рисунок мужчины с хищно растопыренной правой рукой в перчатке с лезвиями.
Он оставил рисунки по всему Центру, на главных улицах и у школ, на бульваре Героев и в заброшенных скверах, под окнами домов и на площадях. Меловые рисунки отличались лишь позой мужчины и фразой.
Три-четыре, пять-шесть, семь-восемь…
Когда фразы кончились, он переключился на рисование детей. Дети играли. Дети смотрели, серьёзно сжав рты и обнимая игрушки. Дети смеялись: «Ха-ха-ха» над кривоватой головой. Дети истекали кровью. Дети лежали мёртвыми.
Остатками мела он написал на стенах домов и торговых центров знаменитую считалочку. Разным почерком, разными цветами.
Раз-два… Есть в каждом городе своя…
Оставалось ждать.
Он сидел на Соколухе пил кофе из большой кружки и жмурился от восходящего солнца. Первые рисунки и надписи уже нашли. Камеры никого не зафиксировали. По улицам от дома к дому пополз холодок суеверного страха.
Адреналин бодрил. Он знал, дальше будет только лучше. Возникла мысль о клоунском костюме и воздушных шариках. Но это было так банально. Он поморщился.
Следующей ночью на главной площади города возник лабиринт из пустых стеклянных бутылок. По новостным сайтам и соцсетям расползлись фото. Уфологи сравнивали лабиринт с кругами на полях. Эзотерики вспоминали о проклятье ведьмы, жившей на месте граничащего с площадью ТРЦ, и о крайне нехорошей квартире Спесивцева в доме через дорогу. Власти обещали найти шутника и засадить за хулиганство.
Город ожил. В автобусах и трамваях циркулировали сплетни. У бабушек на лавочках и соседей на балконах появились темы для разговоров. Рисунки и надписи, кстати, продолжали находить.
Он блаженствовал.
29 глава
На невысоком холме стоял деревянный храм. Небольшие чешуйчатые купола не успели потемнеть и золотились на солнце. Внизу лежал частный сектор. Ещё ниже ветвилось переплетение отработанных штолен Зыряновской и Абашевской шахт.
Чуть более двадцати лет назад старый деревянный барак перестроили в церковь. По легенде при этом не использовали ни одного гвоздя. В городе деревянный храм прославился нерукотворной иконой Богоматери, возникшей на оконном стекле, и отчиткой, изгнанием бесов, которую проводили здесь два раза в неделю.
Они поднимались по крутому склону к храму. Говорили, что подъём осилит не каждый, что каждому поднимающемуся мешает бес. На склоне холма и падали в обморок, и ломали ноги, и скатывались в истерику, и просто теряли всякое желание идти дальше.