– Поедем, – сказал Зайцев. – Узнаем, что Гульнов надумал.
– Он осторожный, – вздохнул Тим.
– Он умный, – сообщил Зайцев наставительно. – И опытный. Он нам объяснит, как все сделать, чтобы не подставиться.
– Я ни в чем не убедил ни его, ни тебя. – Тим вздохнул еще горше.
– Тима, ну ты подумай! Мало доказательств! Мало же! Раскопаем что-нибудь серьезное, и тогда…
Тим «щелкнул». И Зайцев стал таким, какой он есть, – крепкое, прочно стоящее на ногах, очень надежное образование желтых и оранжевых тонов. Через двор факультета пролетело несколько синих грушевидных сгустков. Один из них завис над памятником Ломоносову и принялся зачем-то его изучать. Синие груши Тима не интересовали. Не получалось у них взаимности. Тим «принюхался» к Зайцеву. «Хороший парень Заяц. На него и смотреть приятно, а уж «нюхать» – как это биоэнергетики называют то, что я делаю сейчас, – вообще одно удовольствие. Только вот левая почка слабовата. Ну, это мы поправим. Заслужит пусть сначала». Тим переключился в нормальный режим.
– Ты о чем задумался так глубоко? – спросил Зайцев. – Оставь, старик, ей-богу…
– Поехали в редакцию, – сказал Тим. – Вздрючим твоего начальника как следует.
– Ты только на него слишком не наезжай. Он знает, что делает.
– Я тоже, – сказал Тим. И в сотый раз глубоко вздохнул.
– Откровенно говоря, я не очень-то силен в физиологии, – признался Тим. Сейчас он работал, но в последние месяцы это уже не мешало ему общаться. Он стал гораздо сильнее и с каждым днем все изощреннее пользовался своим даром.
Его рука мягко оглаживала живот пациентки на расстоянии нескольких сантиметров от тела. «Может быть, скоро я научусь обходиться без рук, – подумал Тим. – Только бы не распугать клиентуру. В экстрасенса, который совершает загадочные пассы, люди еще способны поверить. А если ты просто напрягся и сидишь как изваяние, то это уже черт знает что такое».
– Как это? – удивилась женщина.
– Ну… Я, конечно, знаю, что у вас две почки и они находятся ближе к спине. Печень, одна штука, вот тут где-то недалеко, в животе. Ну, сердце. Тоже одна штука. Ну, женские дела… Хотя тут-то я почти эксперт. В том, как эта система функционирует, я хорошо разбираюсь. И приведу ее в порядок, не сомневайтесь. Но это для вас так просто – печень, сердце, почки, придатки… А для меня совсем не так.
– А что же вы видите?
– Знаете, сложно описать. Человек очень непростая структура. Вот представьте себе пишущую машинку. Казалось бы, какие дела – бац по клавише, буковка пропечаталась. А на самом деле одна-единственная эта клавиша приводит в действие три цепи, у одной из которых к тому же самостоятельный привод. И попробуй разберись. Вы ведь почувствовали в целом облегчение после того сеанса?
– Да, Тимофей, это было так замечательно…
– Вот видите… Да, я сконцентрировался на вашей конкретной проблеме. Но я не мог не воздействовать на все системы в целом. Кроме того, когда одному органу полегчало, организм смог больше сил бросить на то, чтобы подтянуть остальные. Много тут всякого разного переплелось. А я-то всего-навсего пытаюсь научить вас быть нормального цвета.
– Цвета? Ой, Тимофей, а какая я?
– Разных оттенков желтого и оранжевого. Потом, эти цвета разной интенсивности и разные на ощупь. Как у большинства людей. Но это только на мой взгляд. Я подозреваю, что у каждого биоэнергетика своя палитра. Мы все очень разные. И вообще, я не хотел бы оказаться в одном ряду с другими. Я с ними и не общаюсь почти. И сам не афиширую то, что я – сенс.
Тим оторвал руку от пациентки, слегка потряс кистью в воздухе, прижал ладони к глазам и неспешно, через все уровни пси-восприятия, начал спускаться к обычной жизни. Секунд через десять он уронил руки на колени, открыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.
– Нормально, – сказал он. – Теперь жду вас в четверг, в то же время. Еще два-три сеанса, и все.
– Спасибо вам большое, – сказала женщина, садясь и застегивая кофточку. На Тима она смотрела почти с благоговением.
– Потом, – отмахнулся Тим. – Вот когда родите крепкого здорового мальчика, тогда милости просим ко мне с цветами и коньяком. А пока лучше деньгами.
– Мальчика? – удивилась женщина.
Тим смутился.
– Не знаю… – пробормотал он, отводя взгляд. – Столько я всего чувствую, что иногда сам удивляюсь. Не знаю. Похоже.
Женщина рассмеялась и вдруг протянула руку и провела ладонью по его пышной темно-коричневой шевелюре, спадающей до плеч.
– Мне все равно, – сказала она мягко. – Лишь бы получилось. Мы с мужем так хотим ребенка… Ох, храни вас господь, Тимофей, от таких проблем. Хотя вы-то справитесь, наверное…
– Как знать… – Тим окончательно смутился. – Я тоже не всесилен. Да, я буду расти, учиться, совершенствоваться, но природа тоже не стоит на месте. Она с каждым годом портится. Тут мне один иглотерапевт жаловался, что в последние годы в Москве что-то изменилось. Он убежден, что его терапия перестала быть такой эффективной, как раньше. Симптомы она снимает по-прежнему хорошо, но саму болезнь уже не лечит. Я думаю, это очень серьезное предупреждение для многих и для меня в том числе.
– Воздух грязный? – спросила женщина, открывая сумочку.
– Все грязное, – вздохнул Тим, принимая деньги. – Спасибо. Воздух грязный, вода, пища… По мне, так самое страшное, что мысли у людей грязные. Кстати, о грязи. Если все получится, рожать постарайтесь за границей. Или подыщите себе заранее что-нибудь надежное здесь.
– Сейчас многие дома рожают…
– А реанимация у вас дома есть?
– Ну, Тима, это вы уж… Ой…
– Да нет, что вы! Нет же! Все у вас будет нормально. Но случаются же непредвиденные обстоятельства, понимаете? Ну, не знаю… потолок рухнет.
Женщина рассмеялась.
– Я поняла, – сказала она. – Но на этот случай я вас приглашу, Тимофей. По-моему, вы лучше, чем реанимация. Во всяком случае, мне рассказывали…
– Врут! – отрезал Тим и почувствовал, что краснеет.
Тряся головой, как эпилептик, Тим стоял посреди тротуара и пытался отогнать наваждение.
Он никого не трогал, ничего особенного не предпринимал. Ему просто нужно было зайти к Рябцеву и поговорить с ним. Но вот уже третий раз за полтора часа Тим, словно впадая на какое-то время в забытье, проходил мимо и удалялся по меньшей мере на два квартала от нужного ему дома.
Сейчас он застрял в километре от искомой точки и больше приближаться к ней не хотел. Где-то неподалеку проходила та невидимая граница, за которой сознание Тима мутилось, и будто какая-то мягкая рука отталкивала его в сторону, заставляя уходить с маршрута вбок.
Тим закурил и тоскливым взглядом обвел улицу. Ему не было страшно. Он ведь не галлюцинировал, не ощущал беспочвенного ужаса. С ним просто творилось что-то не то. Творилось в реальности и наводило на очень неприятные размышления. Он шел на встречу с необычным человеком, и метод, которым этой встрече кто-то пытался воспрепятствовать, тоже оказался из ряда вон…
…Владимир Владимирович Рябцев был шизоид и экстрасенс. Большинство коллег по цеху шарахались от него, как от чумного. Считалось, что Рябцев своими бредовыми идеями дискредитирует концепцию целительства. Он часто вел себя как псих, а практикующие сенсы вовсе не хотели казаться психами, они хотели, чтобы их принимали за врачей.
Когда-то Рябцева уважали и побаивались. До того, как у него стали возникать навороченные и детально проработанные бредовые концепции, он многое успел сделать. В частности, был одним из основателей «Центра Новой Медицины», где в свое время «повышал квалификацию» Тим. Он как раз тосковал на одном из семинаров, когда в дверях возник Рябцев. Отодвинув преподавателя, своего бывшего ученика, Рябцев царственно взошел на трибуну и выдал полчаса такой лихой пурги, что слушатели только ушами хлопали. Тогда-то Тим и заинтересовался. Острый журналистский нюх подсказал ему, что Рябцев – это находка. Тим уже слышал историю о «поехавшем» сенсе, который отошел от дел и вплотную занялся борьбой с мировым злом. В частности, ему рассказывал о Рябцеве Олег Зайцев. Владимир Владимирович нуждался в рекламе своих идей и просто задолбал отдел науки звонками с рассказами о том, как повлияло на историю человечества вмешательство сверхцивилизации из планетной системы альфы Большого Пса.