От упоминания молчаливого, вздрогнула и оглянулась, увидеть его не увидела, но насторожилась:
- А его интереса я и не заметила.
- Не мудрено, он все время позади тебя держится, - Увыр с улыбкой похлопал меня по плечу. - Барон тебя в обиду не даст, но я все же, спрошу: Ариш, ты им случаем волчьей ягоды никуда не подсыпала или как?
Все! Если он смотрит на меня исподтишка, так что бесеки замечают, надо рассказать. Надо подойти и рассказать все до последнего слова. Поведать о договоре с мертвецом и своем условии, а еще от нас обоих попросить помощи. Или для начала попросить прощения?
Веселый голос наемника вырвал меня из размышлений:
- Не хочешь сознаваться? Так и скажи, подсыпала, но не сознаюсь…
- Увыр, прости, я не в настроении шутить. Скажи прямо, что не так?
- Они от тебя не отходят далее чем на десять шагов. Как в танце. Если одному нужно уехать, к тебе приближается второй, и наоборот. - Горный наемник потер колючий подбородок, хмыкнул глумливо. - Танцоры…
- Сторожат, - поняла я.
- И еще оба напрягаются, если кто-то подходит. Вот и я чуть ногу не сломал от такого-то внимания. А сейчас спиной чувствую, как во мне дыру прожигают. Глазищи не прищуривай, правду говорю.
Улыбнулась:
- Держись, ты же наемник.
- И держусь, но пожаловаться сестренке можно, - подмигнул.
- Можно, - решительно вернула ему чашу и поднялась.
Если взглядами прожигают, несомненно, о чем-то догадываются. Чувствуют, они же оборотни. Боже, как страшно! Ведь с одержимыми у них разговор короткий, но честный. Смерть без мучений, и все на том. Так что ждать приезда в столицу смысла больше нет, или я от волнения умру, или они убьют учуяв отголоски Наз Завайя.
Он стоял в отдалении на скалистом обрыве, подставив лицо холодным ветрам, волевой и одинокий. Как шла к нему, плавно огибая камни и кусты, не помню, волновалась, а взяла Стафа за руку и успокоилась. Он не оборачиваясь, меня узнал, сжал ладошку, спросил глухо:
- Что случилось?
Возможно ли, чтобы с его голосом в мир окружающий меня ворвался запах осени, а в небе меж тяжелых облаков горящим росчерком мелькнул солнечный луч. Громче зашумела все еще золотая листва леса, что разросся под скалой, и дышать стало намного легче на ставшем сильнее ветру.
- Я должна с тобой поговорить.
- Слушаю.
Всего одно слово и дрожь, утихшая во мне, опять взбунтовалась, пропуская в сердце холод. Я выдернула руку из его пальцев и зажмурилась, прошептав:
- Только дай вначале слово, что не будешь рычать, распускать руки и…
- Глаза открой и посмотри на меня, - потребовал оборотень. Неохотно повиновалась. Он стал к обрыву спиной, защищая от ветра, и заложив руки за спину, буравил черным тяжелым взглядом: - А теперь повтори все то, что ты сказала.
Повторила, неловко уточнив в конце: - И не будешь перебивать, пока я не завершу...
- Сказку? - дернул уголком губ, прищурился.
- Пока я не перестану говорить, - пролепетала совсем тихо, но он услышал.
- Допустим, я дам тебе слово и соглашусь, - барон поджал губы и помедлил, прежде чем огорошить вопросом: - Но кого из вас услышу?
От неожиданности отпустила шкуру, в которую куталась до сих пор, но соскальзывая вниз, она не достигла земли. Горячие руки оборотня схватили накидку, а вместе с ней и мои плечи. Он наклонился вперед, чтобы почти прорычать в мое лицо:
- Но больше всего мне интересно знать, кто из вас вчера был в той проклятой кровати?
От страха опять съежилась:
- Я была! И чуточку… он.
В ответ отрешенное молчание, тяжелое и грозное.
Молчания я боюсь с детства. Отец молчал лишь, когда злился. В это время он метал ножи в стену до тех пор, пока лезвия не выстроятся в идеально ровную вертикальную линию, а жизнерадостность не вернется к нему. Поэтому звук ножа летящего в цель, мне нравится, а вот молчание ненавижу… до дрожи. Наверное, еще и потому, что погрузилась в него с головой после похорон, в прошлую осень.
- Стаф, не молчи, прошу.
- Я слов не нахожу, Ар-р-риша.
В голову ничего другого не пришло, как предложить срывающимся голосом:
- По-о-ойдем, по-о-о-ищем?
- Нет.
И как за плечи держал, так и поднял, понес в сторону от обрыва к ближайшему раскидистому дереву. К стволу припер, словно безвольную куклу и потребовал рыком:
- Рассказывай! Что значит: «И немного он»? Ты впустила некроманта в себя? Я не с тобой разговаривал? - и с каждым вопросом его голос становится все более резким, хлестким. Неожиданно вспомнились его пощечины. Да уж, лучше бы молчал.
- Стаф, не кричи… Со мной, он был всего лишь незримым наблюдателем. Я разрешила, потому что он требовал доказательств твоей, твоей… сдержанности.