— Малуш, а правда говорят Волыня с Заряной, что мужа ты не найдёшь?
— Хм… почему? — растерялась я, не зная, что ответить девочке.
— Слышала, как говорили вчера у стога, — продолжила Агнешка, прожевав последний кусочек пирога, — что возраст у тебя вышел и приданого нет.
— Ну, наверное, — равнодушно пожала плечами, мысленно ликуя, скорое замужество мне не грозит, но всё же уточнила, — а болтушки, считают какой возраст самый подходящий для этого дела?
— Как Велене, шестнадцать, а тебе уже девятнадцать, — ответил ребёнок, с сочувствием на меня посмотрев, — мамка говорила, что сестра Силуана была глупой и не отдавала тебя, когда время пришло, а потом и вовсе поздно стало.
— Почему? — тихо спросила, радуясь такой словоохотливостью Агнешки, всё же о себя я знала немного, удалось выяснить только, что живу я в этих выселках всего-то месяца три. А почему, не известно.
— Так погорели твои всё и приданое, что собирали тоже, — удивлённо проговорила девочка, понятливо добавив, — снова запамятовала?
— Угу, — растерянно кивнула, мыслями я была уже далеко. Вот значит, как, Малуше удалось спастись, а родичи погибли в огне, вот Бажена и приютила приблуду. Лишний рот, ещё и приданое ей собирай, без него и замуж никто не возьмёт. Нда… непросто девушки было, мать с отцом и поди ещё и братьями погибли, всего лишилась, тётка злая… вот и прикипела к Любиму, что лаской её одарил, а после узнав, о предательстве, жизни себя лишила.
Мысленно собрав очередной пазл из жизни моей предшественницы, я с горькой усмешкой произнесла:
— Ничего Агнешка, зато я рядом с тобой буду, сказки рассказывать и вкусными пирогами делится.
— А сегодня ночью расскажешь? — тут же спросила девочка, нетерпеливо поёрзав на лавке.
— Если Бажена не подкинет новое задание, то расскажу, — пообещала я, поднимаясь.
— Идём, надо починкой одежды заняться, увидит, что без дела сидим, крик на все выселки поднимется.
— Мамке трудно, работы страсть сколько, вот и сердится, — заступилась Агнешка.
— Знаю, поэтому поспешим.
Одежды накопилось много, игла толстая, тяжело проходила сквозь грубую ткань. Пальцы я исколола уже через пять минут, как села штопать. Делая это неумело, я всё время поглядывала на ловкие движения ручек подружки и училась.
Спрятавшись подальше от шмыгающих по двору мальчишек, подгоняемые громкими криками тётки, мы жмурились от вечернего, но ещё ослепительного солнышка и болтали. Вернее, в основном говорила Агнешка, посвящая меня в сплетни выселок. Понемногу я узнавала о соседях всё. У кого корова принесла бычка с пятнышком на голове, кто из девушек за кем присматривает. Какой из парней самый завидный жених, лучший охотник и рыбак. Кто из девушек умелая вышивальщица, а у кого приданное самое знатное.
— Подожди, а про приданое, откуда знаешь, какое у Веленки? — удивлённо переспросила, не понимая, хвастается она им что ли.
— Так приглашала она на пирки, там и видела Добряна, — пожала плечиками Агнешка, — рассказывала, что перин токмо пять штук, подушек не сосчитать, постельное, занавески, скатерти, подзор для кровати и всё украшено вышивкой.
— Богатая невеста Любиму достанется, — хмыкнула я, чувствуя обиду за Малушку. Наверняка у неё тоже было неплохое приданое, ведь собирать его начинают с рождения девочки, но всё съело огнём.
— Ага, — бесхитростно ответил ребёнок.
— Кажется всё, дыр больше нет. Агнеша, я быстро схожу до дядьки Силуана, — прошептала, поднимаясь с лавки, — тётка будет спрашивать, не говори.
— Ладно, я до Добрянки сбегаю.
Со двора удалось выбраться незамеченной и обрадованная, что не попалась на глаза Бажене, я рванула к кузне, стараясь держаться подальше от заборов, за которыми сидели злые собаки. Кузня дядьки Силуана, находилась в самом конце выселок. Дорогу я знала, не единожды за эти две недели обеды носила, поэтому заблудится, не опасалась.
Свернув на соседнюю улицу, чтобы лишний раз не попадаться на глаза вредной Волыне, засмотревшись на странное сооружение во дворе деда Годима, я со всего размаху врезалась в Богдана и, если бы не его крепкие руки и молниеносная реакция, точно бы свалилась.
— Куда спешишь? — хриплым голосом спросил парень, не отпуская мои руки.
— К дядьке, — повела плечами, чтобы освободиться, но Богдан продолжал держать, — отпусти.
— А то что? — ухмыльнулся парень, — с Любимом у реки миловалась, а мне нельзя?