Глядя на тренировки, Арнил с болью в сердце вспомнил Роувин. Когда-то давно, как будто бы в прошлой жизни, он так же стоял в толпе зрителей и смотрел на искусно сражавшихся воинов, а потом с Дилом и Джейной брали свои незаточенные мечи и уходили на берег реки, и там они могли пробыть даже всю ночь. После таких ночей несколько дней приятно ныли мышцы, но это не останавливало друзей снова и снова браться за оружие и изнурять себя в тренировках.
Арнил вспомнил того воина в Лиассе, который так мастерски сражался двумя мечами. Юношей овладело жгучее желание направиться в кузницу, попросить еще один клинок и приступить к упражнениям. Но это сейчас не было возможно, и оставалось ждать, пусть столь ненавистого, но полезного сейчас Рейна.
Арнил мысленно выругался и огляделся.
С этого пригорка виднелась низина, где раскинулись казармы рыцарей, которые по узким тропинкам спускались и поднимались — кто-то направлялся отдыхать, а кто-то, полный сил, взял свое оружие и шел оттачивать свое мастерство. Арнил невольно улыбнулся.
Будь его воля, он бы остался жить в Донтвайре.
— Знаешь… Я почему-то вспомнила Роувин, — тихо сказала Джейна, не глядя на Арнила. Он поразился — она думала о том же, о чем и он.
Хотя такое уже случалось. Они друг друга стоили.
— Я тоже, — отозвался Арнил. — Я бы сейчас не отказался взять мой старый меч, уйти к реке и помахать им.
— Мы скоро туда вернемся, у нас будет такая возможность, — заметила она. — Воля Хаззара исполнена, и нам здесь делать нечего.
— Ты права… — В голосе Арнила не скрылось сожаление. — Отдохнем немного, наберемся сил и пойдем домой.
— Домой, — горько усмехнулась Джейна. — Наши дома превратились в пепел. Нам некуда идти, Арнил.
И он внезапно понял, что она права. Он еще помнил, во что превратился их родной город после нападения. В огромное пепелище.
— Все равно мы должны вернуться туда. Хотя бы посмотреть, что там теперь творится.
— Я тебе и так могу сказать, во что он превратился. В сожженый участок Сирванора. Люди, оставшиеся в живых, наверняка покинули его.
— Но куда им идти? — недоумевал Арнил.
— Явно не к эльфам… Скорее всего, они покинули Сарилию. Ушли за горы, за моря, подальше от войны…
— Но и нас война затронет. Разве это значит, что мы должны уйти из Сарилии?
Джейна задумчиво смотрела за горизонт.
— Как знать, — наконец ответила она.
Джейна проводила Арнила до госпиталя — высокого белого здания, напоминающего дворец — но заходить внутрь не стала. Арнил спросил у целителей, которые кучкой стояли у входа, где ему найти Эванс, и один из них любезно согласился показать ему покои колдуньи.
В комнате, где на широкой постели лежала Эванс, было свежо. Арнил увидел, что окна открыты нараспашку, и оттуда дул легкий, теплый ветерок, раздувая белые шторы. Эванс, услышав посторонние звуки, открыла глаза и посмотрела на Арнила. Затем ее губы тронула слабая улыбка.
— Привет, — сказала она. Он кивнул в ответ и подошел к ее постели. Ее оголенное плечо было перемотано белой тканью.
— Как ты? — спросил он.
— Ничего. Думаю, уже завтра выйду отсюда. Что с вами? Все целы?
— Да, — произнес Арнил.
— Отлично. Что теперь делать будете?
Арнил вздохнул. Этот вопрос мучил и его.
— Я не знаю. Скорее всего, вернемся в Роувин. А там видно будет… А ты?
Эванс перевела взгляд своих небесного цвета глаз на потолок.
— Мой путь лежит дальше, — Ее голос посуровел.
— Куда? Что ведет тебя? — задал Арнил вопрос, который интересовал всех друзей с момента встречи с колдуньей. В суматохе Леса и кладбища речь об этом не заходила.
Эванс молчала. От улыбки не осталось и следа, а в глазах застыла печаль. Арнил не знал, что случилось у этой девушки, но понимал — что-то страшное.
— Мою сестру убили, — внезапно сказала Эванс. Арнил невольно вздрогнул.
— Кто?
— Я не могу тебе ответить… — Голос Эванс превратился в шепот. — Но я должна отомстить за ее жизнь. Милена была единственным моим родным человеком. — Глаза девушки заблестели. — Когда напали на Дарин, она полезла в самую гущу битвы. Я прикрывала ее, как могла… Но я не сумела уберечь ее.
По ее щеке скатилась прозрачная капля. Арнил молчал. Он знал, Эванс нужно выговориться. В ее сердце была глубокая рана, которая вряд ли когда-то заживет. И девушка должна была поделиться горем, чтобы снять с себя его часть, избавиться от доли той боли, что поселилась в ней навсегда.
— Мой отец пал на прошлой войне, — продолжала Эванс. — Милена всегда гордилась им. А мать умерла, когда я проходила Испытания в Эссилии. Я пожертвовала ею ради той силы, что обрела.