— Я о них читал, — продолжал Римо. — Это детали так называемой Янтарной комнаты. Какая-то европейская ценность. Помню, о ней была какая-то статья. Это национальное достояние Чехословакии, Венгрии или чего-то в этом роде. Она пропала во время войны.
— Ничего подобного, — поправил Чиун. — Эти панели всегда были здесь.
— Но европейцы-то этого не знают. Они считают, что комнату захватили фашисты. — Так оно и есть.
— Тогда что она делает здесь?
— фашисты были мастера брать то, что им не принадлежит, но не умели этого хранить. Можешь спросить любого европейца.
— Я так и сделаю, если кто-нибудь заглянет ко мне на чашечку чая.
— Римо, а ты не скучаешь по Америке? — неожиданно спросил Чиун.
— Я родился в Америке и, конечно же, иногда скучаю по ней, но здесь я счастлив. Правда. Чиун кивнул. Его глаза сияли.
— Наши обычаи кажутся тебе странными, хотя ты теперь, как и я. Мастер Синанджу.
— Папочка, для меня Мастером всегда будешь только ты.
— Хороший ответ. И неплохо сформулировано.
— Спасибо, — произнес Римо, надеясь, что такой ответ избавит его от бесконечных жалоб Чиуна на слабость здоровья по причине преклонного возраста.
— Но я, хрупкий старик на закате дней, не всегда буду Мастером в этой деревне. Ты следующий Мастер, ведь мы договорились.
— Я надеюсь, что этот день не скоро наступит, — искренне воскликнул Римо.
— Еще совсем недавно казалось, что ты в ближайшее же время займешь этот пост.
Римо кивнул. Его удивило, что Чиун сам завел этот разговор. Он не сомневался, что недавняя болезнь Чиуна была уловкой, чтобы заставить Римо уехать из Америки. И внезапное выздоровление Мастера Синанджу было подозрительным, но Римо предпочитал не поднимать этот вопрос. Он был счастлив, что обрел Ма Ли. Даже если Чиун приехал в Синанджу, влекомый чувством вины, какая разница! Некоторые находят свою судьбу с помощью брачных объявлений.
— Мы с тобой еще молоды, — продолжал Чиун, — но мне было плохо в Америке, к тому же приходилось работать на Безумного Харолда, который вовсе не был императором. Я слишком долго дышал прогнившим, грязным воздухом твоей страны. Она загубила мои лучшие годы, но у меня впереди еще целая жизнь. Много-много лет впереди.
— Я очень рад, — произнес Римо, не понимая, куда клонит Чиун.
— Ты скоро женишься, что является важным шагом для будущего Мастера Синанджу, который впоследствии возьмет в свои руки управление деревней, но тем не менее мы должны соблюдать преемственность.
— Конечно.
— Ты должен научиться жить как кореец.
— Я пытаюсь. Надеюсь, люди уже успели меня полюбить.
— Не торопи их, Римо, — неожиданно заметил Чиун.
— Что ты имеешь в виду?
— Не навязывайся им. Для них ты чужак, ты не такой, как они.
— Я стараюсь ладить с ними.
— Это хорошо, но если ты действительно хочешь поладить с ними, то должен учитывать социальное положение.
— Социальное положение? — удивился Римо. — Но какое тут может быть положение? Здесь все крестьяне. Кроме тебя, конечно.
Чиун поднял палец с длинным ногтем — в нем, словно в костяном лезвии, отразился блеск свечи. Ноготь выглядел очень хрупким, но Римо не раз видел, как он прорезал листовую сталь.
— Все верно.
— Тогда я не понимаю.
— Если ты хочешь поладить с жителями деревни, ты должен в первую очередь научиться ладить со мной.
— В смысле?
— Пора тебе отказаться от своих белых привычек. Кем ты был? Ты был гусеницей, жалкой зеленой гусеницей!
— Кажется, ты сказал, что я был белым.
— Ты и есть.
— Так какой же я все-таки: белый или зеленый?
— Я говорю образно. Ты, конечно, белый, но ты подобен зеленой гусенице. А я прошу тебя вылезти из кокона твоей белизны, и тогда со временем ты превратишься в бабочку.
— Какого цвета?
— Желтого, естественно. Как я.
— Как ты?
— Да.
— Я никогда не представлял тебя бабочкой.
— Естественно. Ведь гусеницы не умеют думать, хе-хе! Они не думают, а ползают в грязи, мечтая стать бабочками. Хе-хе!
— Просто тебе неприятно, что жители деревни уделяют мне много внимания. Я прав?
— Конечно, нет! Я лишь прошу тебя не фамильярничать с ними. Ты Мастер Синанджу, а они — простая деревенщина. Они должны смотреть на тебя снизу вверх. Но им будет трудно это сделать, если ты станешь каждый день сидеть с ними вместе, есть ту же еду, что и они, и смеяться их дурацким шуткам.
— Общая трапеза — это же твоя идея! Разве ты не помнишь? Ты хотел, чтобы деревня была одной счастливой семьей!
— Слишком уж долго это продолжается, и вы слишком счастливы. А это вредно — быть слишком счастливым.
— Я бы мог быть намного счастливее, — заметил Римо.
— Назови же то, что может сделать тебя счастливее, Римо, ибо твое счастье — это и мое счастье.
— Давай сократим срок моей помолвки!
— Насколько?
— До недели!
— Слишком поздно, — мрачно произнес Чиун.
— Почему?
— Со дня твоей помолвки прошло уже два месяца, и даже Мастер Синанджу не властен повернуть время вспять.
— Я имел в виду, чтобы она длилась еще не больше недели. Я вообще не понимаю, почему мы не можем пожениться с Ма Ли как можно быстрее.