После его похорон я почувствовал, что потерял настоящего друга. Было очень тяжело.
Я продолжал работать, читать интересные книги. Начал общаться на нескольких исторических форумах. Периодически ко мне заезжали Лехины «пацаны». Однажды кто-то из них мне сказал, что внутренне я стал очень похож на их погибшего «старшего». Но я все равно чувствовал, что какая-то часть меня «ушла» вместе с моим другом.
Так прошел год.
В годовщину Лехиной смерти я чувствовал себя совершенно разбитым. Но все равно заставил себя съездить на кладбище, а потом поехал на книжный рынок в «Олимпийском». Купил несколько книг и, засидевшись в кафе, возвращался домой поздно. Время – половина двенадцатого ночи, автобус под номером восемьсот тридцать, электронная книга в руках. Забыл обо всем на свете. Ехал и читал статью Сталина 1906 года по аграрному вопросу, чтобы отвлечь себя от невеселых мыслей. Когда я подошел к своему подъезду, то опять никого не заметил. Ударили так же. Сзади, по затылку.
Последняя мысль была, что Леха просил его предупредить на этот случай, а я про это забыл. Нехорошо получилось.
Потом было какое-то странное ощущение. Описать его сложно. Но попробую.
Много пострелявший на своем веку знакомый рассказал однажды свой сон.
Приснилась ему какая-то очередная стрельба. Помню, он долго и с деталями рассказывал этот сон. Запомнилась мне концовка. Когда этот человек во сне перепрыгивал через забор в каком-то закоулке, ему в голову, сзади, выстрелил снайпер и попал. Так вот, после этого у парня возникло ощущение, что внезапно в кинотеатре погас экран и стало абсолютно темно, остались только мысли. Вот и у меня так же, экран выключился, мысли какие-то бродят на периферии непонятные, про Наташу какую-то, но вот в отличие от своего знакомого проснуться, чтобы покурить, не могу.
Потом пропали и мысли.
Глава 2
Очнувшись, я обнаружил себя лежащим в кровати и, по-видимому, в поезде. Постукивали на стыках рельсов колеса, в нос бил характерный вагонный аромат, к которому, однако, примешивались совершенно незнакомые резкие запахи, голова была забинтована, но боли сильной не было. Открыв глаза, я первым делом хотел по привычке взять очки, справа на тумбочке, но почему-то своих очков не нашел, а нащупал вместо них пенсне. Пенсне?
Нацепив его на нос, ощупал себя и попытался сесть. Голова сильно закружилась, и с первого раза попытка не удалась, пришлось опять лечь.
«Вот не везет-то, – подумал я в тот момент. – Где же мои очки?»
Я начал осматриваться.
Несомненно, поезд и вагон, правда, какой-то странный вагон, старинный.
Откуда-то всплыла мысль, что это мой личный вагон-салон.
«Пусть так. Мой так мой», – сказал я себе и продолжил осмотр.
Интерьер был роскошный, как в вагоне-люксе первого класса, который я видел в музее на Рижском вокзале в Москве.
Лежал я на кровати, назвать это «полкой» язык не поворачивается.
Круглый стол, шкаф, маленькая дверь, за которой, скорее всего, была туалетная комната, бархатные занавески на окнах.
За окном было светло.
Полежав еще немного и собравшись с мыслями, начал раздумывать. Вопросов была масса. Самые простые из них – где я? Почему не в больнице? Куда меня везут?
«Хорошо, что хотя бы не – кто я? Это был бы точно перебор, – пришла в голову мысль. – Все. Надо подниматься, иначе я так ничего и не пойму».
Наконец я решил опять попытаться сесть. На этот раз удалось. Голова хотя и кружилась немного, но было терпимо.
Как раз в этот момент открылась дверь, и в комнату-купе вошел человек с саквояжем.
Одет он был странно. Совершенно старомодный костюм, жилетка с цепочкой от часов, пристегнутой к пуговице. Такой фасон воротника рубашки я видел только на старых фото, а галстук такой я бы в жизни не надел, несмотря на то, что в одежде всегда был достаточно демократичен, засмеют. Человек вообще был похож на доктора Айболита из старого черно-белого фильма. Я и решил считать его доктором.
Пока я рассматривал этого человека, он осматривал меня. Посмотрел зрачки, покачал вынутым из саквояжа молоточком перед моим лицом, попросив проследить взглядом. При этом доктор все время приговаривал:
– Лев Давидович! Ну почему же вы не позвонили? У вас был сильнейший удар. Вы разбили голову. Вам надо лежать, отдыхать, а вы уже вскочили! Не бережете вы себя.
Доктор говорил добрым голосом, участливо заглядывая в глаза.
Наконец взял мою руку, достал из жилетного кармашка настоящие часы на цепочке и начал считать пульс.
«Как он меня назвал? – подумалось мне в тот момент. – Лев Давидович? Всю жизнь был Иваном Васильевичем, а тут на тебе».