Щелястый с большими дырами причал стонал и скрипел. Макару казалось, что он сейчас развалится под ногами. Но причал стоял крепко, принимая на себя удары воды. А кораблик, казавшийся с холма маленьким, вблизи оказался не маленьким, совсем. Он поймал себя на мысли, что тянет время. Струсил просто.
– Мужик сказал – мужик сделал!
Но сказать оказалось проще, чем сделать. Волны, набегавшие одна за другой, подбрасывали катер будто игрушечный. Да к тому же не было мостика – трапа, чтобы зайти на палубу. Макар подошел к самой кромке – от причала до борта был метр, может, больше. А между сталью и бетоном кипела черная вода. Он сглотнул, подумал: «Или утону, или размажет». Дождавшись, когда железный борт глубоко «сядет» в воду, он прыгнул. Почти угадал.
Борт ударил Макара по ногам, заставив кубарем пролететь через палубу и врезаться в торчащее горбом железо. У Макара из глаз брызнули искры, а еще вчера помятые ребра неприятно напомнили о себе, не давая вдохнуть. Он лежал на палубе не в силах сделать вдох, одновременно борясь с накатывающим в горле комком. Его все-таки вырвало. Буро-желтое пятно тут же смыло водой, перекинувшейся через борт.
Просунув двойной похожий на секиру ключ в замок стальной двери, Макар оказался в сухом пропахшем куревом, маслом и потом закутке. Вокруг – несколько полукруглых окон, куча проводов, каких-то приборов, рычагов и колесо штурвала. Он долго не мог вспомнить подходящее слово, потому назвал помещение кабиной.
Он прикрыл за собой дверь, как ножом отрезавшую звуки бушующего моря, и уселся в кресло. Покрутил штурвал вправо-влево, изучил кругляши приборов с лежащими стрелками. Макар не знал что тут и зачем, зато он хорошо запомнил, как завести эту махину: дед, хвастаясь, показал. Сначала щелкнуть секретным выключателем под самым «рулем», ага, на панели зажглась красная лампочка. Затем вдавить одну за другой черные кнопки. Сперва левую. И к качке добавился рокот заработавшего двигателя, отдающий в ноги и через жесткое кресло – в задницу противной вибрацией, будто ногу отсидел. Вдавил правую кнопку – рокот стал громче и ровнее. Противная вибрация не пропала, зато стала менее заметной. На панели загорелись зеленые глазки, стала потрескивать рация, засветились, ожили приборы, поднимая свои стрелки. Дальше дед не показывал, но Макар знал и так, мало что ли видал в фильмах и играх?
Он потянулся к рычагам, торчавшим из квадратной коробки на панели справа от штурвала. Сжал блестящий шарик набалдашника в кулаке и стал медленно поднимать один рычаг. Гул двигателей усилился, катер подался вперед. Макар поднял рычаг еще, почти до половины, рокот превратился в рев, стальной пол дрожал под ногами, с небольшого столика стала валиться всякая дребедень. Макар секунду соображал, а затем с размаху шлепнул себя ладонью по лбу. Канат! Опустил рычаг и вышел на палубу.
Толстые канаты с носа и кормы тянулись к бетонным тумбам на причале. Оставалось всего лишь скинуть петли и все… Правда, они единственное, что удерживало катер у причала. Как только привязь ослабнет, волна тут же оттолкнет кораблик от берега – и на борт уже не взобраться. Вернувшись в кабину, Макар нашел топор и с трудом перерубил толстенный канат в ледяной корке.
Сердце в груди колотилось в такт поршням американских движков с кошачьим названием. Усевшись в кресло капитана, Макар поддал газу, и катер, подпрыгивая на спинах набегающих волн, уверенно набирая скорость, устремился в открытое море. Пощелкав тумблерами, пацан включил прожекторы, подсвечивая хмарь. А старый капитан, потеряв кепку, бегал по берегу, придерживая обгаженные штаны и выкрикивая матерки вслед уходящему катеру.
Катер «Енисей» летел по воде, разбивая тупым носом так и норовящие захлестнуть его волны. Мандраж постепенно отступал и руки, лежавшие на колесе штурвала, больше не тряслись. Макар ликовал, он был свободен! В его распоряжении корабль, не какая-то игрушка на радиоуправлении – корабль! А впереди весь океан, плыви куда хочешь. Те, что остались на берегу, пусть побегают, пусть помучаются. Он обернулся, пытаясь разглядеть в накатившей сумерками хмари землю, оставшуюся позади. Но в заднее стекло рубки кроме вздымавшихся волн можно было разглядеть лишь тусклый огонек, лампочку на вершине крана «аиста», торчавшего на берегу старого причала. Затрещала рация.