Я обхватила одной рукой пса, в другой сжала оружие и выглянула за угол. Никто не отстрелил мне башку. Казалось, на площади вообще никто не двигался. В воздухе было очень дымно и всё ещё шла сильная стрельба, но теперь, похоже, все палили из укрытий. Я тоже могла так поступить и отстреливаться, пока меня не найдут — или же воспользоваться дымовой завесой, чтобы скрыться, хотя знала, что легко могла наткнуться ещё на кого-нибудь, кому пришла такая мысль, и тот мог бы оказаться лучшим стрелком.
Не знаю, как принимаются такие решения. В смысле, я его приняла, но не помню, чтобы взвешивала все "за" и "против". Я просто выглянула за угол, никого не увидела — и в следующее мгновение уже бежала.
На самом деле бег — весьма лестное определение для того, как я двигалась, зажав под мышкой умирающего пса и волоча за собой тяжёлое оружие. И не забудьте, что живот у меня был размером с Фобос. К счастью, на камеру записалось только то, что я видела, а не то, как выглядела. Но если бы сохранилась моя фотография, я сберегла бы её для потомков.
Я намеревалась добраться до коридора, ведущего обратно на "Хайнлайн", и мне удалось пройти примерно половину пути, когда кто-то за моей спиной произнёс "Стой!" твёрдым и совсем не дружелюбным голосом, а потом события покатились стремительно… и я сделала всё правильно, даже когда всё кругом пошло не так.
Я повернулась, продолжая медленно пятиться назад, и уронила Уинстона (он взвыл, и это был единственный крик боли, вырвавшийся у него за всю героическую битву — прости меня, Уинстон, где бы ты ни был!). Позади меня стоял молодой полицейский из Кинг-сити, выглядел он таким же испуганным, как я, в руках держал огромный лазерный бур и целился им в меня.
— Бросайте оружие, — приказал он, а я ответила: "Извини, братуха, ничего личного", но только про себя, и нажала курок. Ничего не произошло, и только тогда я заметила мигающий красный огонёк на выпуклой металлической штуковине, которая должна была быть магазином, и догадалась, что это мигание означает "накорми меня" или нечто близкое по смыслу на языке оружия — и поняла, почему то, что я задумывала как короткий выстрел, столь разрушительно подействовало на несостоявшегося насильника. Я бросила разряженное оружие, подняла руки — и увидела, как Уинстон, хромая, сделал последний рывок, преодолеть десяток метров, разделявших меня и полицейского, я вытянула руки ладонями вверх и крикнула: "Нет!" — и готова поклясться перед любым судом мира, что разглядела на десятиметровом расстоянии, как палец полицейского прижал спусковой крючок, а наконечник бура заколебался между мной и Уинстоном, словно парень не мог решить, кого пристрелить первым. И — знаю, это никак невозможно — но я думаю, что успела даже увидеть, как на кончике бура появился свет, в ту самую долю секунды, как я схватила свой пульт включения нуль-поля и сжала изо всех сил.
Меня ослепил зелёный свет. На несколько мгновений я совсем перестала видеть. Когда зрение вернулось, мир был полон разноцветных пылающих шаров, плывущих в разные стороны, заслоняющих обзор и лопающихся, как мультяшные мыльные пузыри. Я ужасно потела под нуль-скафандром. Но могло быть и хуже. За пределами нуль-поля горело всё или почти всё.
Едва ли не единственная ошибка, которую можно совершить при обращении с лазером — это выстрел в зеркало. Но полицейский не виноват. Я не была зеркалом, когда он открыл огонь; убить меня было так возможно…
Но на самом деле ему следовало свалить, и чем раньше, тем лучше.
Везде, где луч коснулся меня, он был отражён, но поскольку человеческое тело весьма сложный объект, отражение луча разлетелось по всей площади. Образовавшаяся линия огня ударилась о стены во многих местах, расплавив пластиковые панели и воспламенив то, что было за ними. А полицейского она поразила по меньшей мере трижды. Думаю, даже один выстрел из бластера был бы смертелен без срочного лечения. Полицейский лежал неподвижно, в его теле зияли три чёрных прожога, а по их краям пламя пожирало одежду.
Где-то на своём сложном извилистом пути луч ударил и Уинстона. Пёс тоже был недвижим, шерсть на нём горела.
Я пыталась сообразить, что же делать, как вдруг поднялся сильный ветер. На мгновение он раздул огонь до яростных белых языков, но тут же сбил его. Весь дым моментально рассеялся, и обстановка приобрела такую кристальную чёткость, какая бывает только в вакууме.
Я отвернулась и поспешила в укрытие.