А историк, не теряя времени, откопал несколько древних заплесневелых томов и извлёк из них диагноз: СВС. Тома относились к эпохе медицинских аббревиатур — времени, когда людям расхотелось называть собственной фамилией новые болезни, которые они открывали, когда старые и вполне ещё пригодные названия были отброшены и заменены безобидными, но труднопроизносимыми сокращениями, а они в свою очередь быстро упрощены до таких, которые хоть как-то можно выговорить. Так поведал мой исследователь. А СВС, похоже, расшифровывается так: Младенец Погиб, а Почему, Неизвестно.
По-видимому, в некоторых случаях дети вдруг перестают дышать. Если рядом никого нет и дыхание не запустить, само оно не возобновится. Это синдром внезапной смерти младенцев. И не говорите мне, что прогресса не существует.
Нед Пеппер, пьяный эскулап из Техаса, был единственным, кто заподозрил неладное. В 1800-х годах в Техасе сельский врач мог при взгляде на новорождённого что-то уловить внутренним чутьём и посоветовать мамочке не спускать с малыша глаз, ибо выглядит он как-то бледненько. В современной медицине осталось чертовски мало интуиции. Но, разумеется, и от дифтерии дети уже не умирают.
Когда Нед обо всём узнал, он был так потрясён, что бросил пить. Начал думать, что сумеет стать настоящим врачом. Последнее, что я слышала о нём, было то, что он поступил в медицинскую школу и учёба прекрасно давалась ему. Молодец, Нед!
Поскольку ГК больше не было и некого было винить, я быстро переключилась на единственного оставшегося вероятного виновника. Вскоре я составила длинный список того, что я сделала бы по-другому, и ещё более длинный — того, что должна была бы сделать. Некоторые пункты в них были совершенно нелогичны, но о какой логике можно говорить, когда ребёнок умер? Большинство из перечисленных решений тогда казались мне хорошими, а по прошествии времени оказались ужасными.
Самый большой вопрос: чем можно оправдать прекращение дородового наблюдения? Допустим, я пообещала хайнлайновцам не раскрывать тайну их нуль-скафандров. И что? Теперь можно сказать, что мой ребёнок погиб из-за того, что я оберегала чужие секреты? Да я бы с радостью предала их всех, целиком и полностью, если бы это могло помочь Марио снова задышать. И всё же…
То было тогда; а теперь? Когда я решила держаться подальше от врачей, мои доводы показались достаточными и не показались угрожающими. Имейте в виду, что, во-первых, я ровным счётом ничего не знала об опасностях деторождения. Я понятия не имела, что столько разных факторов может погубить младенца, и не подозревала о существовании такой напасти, как СВС, который может остаться незамеченным при осмотрах на раннем сроке, при обследованиях во втором триместре и даже ускользнуть от внимания медсестры при родах. Анализ на СВС делается после рождения, и если ребёнок оказывается в группе риска, его лечат тут же на месте, это так же обыденно, как разрезание пуповины.
Так что вы можете возразить, что я не во всём виновата. Даже при лучшем уходе Марио мог бы точно так же умереть, если бы я покинула ферму и обратилась за помощью, или даже у меня на глазах. Так сказал бы ГК. И я постаралась оправдаться сама перед собой, и мне почти удалось — кабы не второе, что я прошу иметь в виду: по-хорошему, я не имела права заводить детей.
Теперь мне, омытой воспоминаниями о нежной любви к сыну, трудно припомнить, что когда-то я так считала, но от вас, мои Верные Читатели, я никогда не пыталась этого скрыть. Я полюбила своё дитя далеко не с первой минуты. Забеременела по неосторожности и сохранила беременность из упрямства, чуть не против собственной воли, без серьёзной на то причины. На всём протяжении срока я ничего не чувствовала к ребёнку и уж точно не испытывала радости от пережитого. Даже двенадцатилетние находят более серьёзные причины родить, чем я. Только потом сын стал для меня целым миром и смыслом моей жизни. Я пришла к убеждению, что если бы с самого начала, с момента зачатия любила его, он теперь был бы по-прежнему со мной, и библейская тяжесть моей кары — именно то, что я заслужила.
Когда я погрязла в этих мыслях и припомнила уроки своего прошлого, мне показалось, что долго я не протяну. Я забилась в свою хижину в Техасе и принялась ждать, какие формы примет моё саморазрушение.
Но прежде чем оказаться лицом к лицу со своей виной, мне пришлось разобраться ещё с одним источником бед: Элизабет Сакс-Кобург-Готой.