— Так что же заставило вас передумать?
— Брось, Бренда, — вмешался я. — Уверен, у него свои причины, и они нас совершенно не касаются.
Я взял ее за руку и потянул.
— Прекратите! — раздраженно бросила она. — Перестаньте обращаться со мной, как с ребенком!
Она сверлила меня глазами, пока я не отпустил ее. Мне показалось жестоко напоминать ей, что по сравнению с нами она была именно несмышленым ребенком.
— Я бы очень хотела знать, почему вы отказываетесь, — снова обратилась она к МакДональду.
Он взглянул на нее совершенно беззлобно, потом отвел глаза, словно бы в смущении. Я просто описываю, что видел; понятия не имею, из-за чего он мог смутиться.
— Я работаю только с теми, кто способен выжить, — тихо ответил он. И, прежде чем кто-либо из нас успел ответить, он поднялся, подошел, чуть прихрамывая, к двери и открыл ее в ожидании, пока мы выйдем.
Я встал и покрепче нахлобучил шляпу. И был уже почти за порогом, когда раздался голос Бренды:
— Не понимаю! Что заставляет вас думать, что я не способна выжить?
— Я не говорил, что вы не способны, — отозвался он.
Я повернулся к нему лицом и медленно произнес:
— Бренда! Поправь меня, если я ошибаюсь. Я и вправду только что слышал, что меня обвиняет в нежизнеспособности человек, рискующий своей собственной жизнью ради игры?
Она ничего не ответила. Думаю, она поняла, что тут происходило нечто, что касалось только меня и МакДональда. Хотел бы я знать, что это было и почему это так разозлило меня.
— Риск можно просчитать, — ответил МакДональд. — Я до сих пор жив. И умирать не собираюсь.
Ничто хорошее не длится вечно. Бренда снова встряла:
— Но что же такого в Хилди, что заставляет вас…
— Это меня не касается, — оборвал он, не сводя с меня глаз. — Да, я кое-что вижу в Хилди. И если бы я согласился присоединиться к вам, тогда бы мне пришлось разбираться, что.
— Вы видите, приятель, всего лишь человека, который заботится о своих делах и не позволяет какой-то там девице с ножом решать их вместо него.
Почему-то это прозвучало не так, как мне бы хотелось это высказать. МакДональд ответил слабой улыбкой. Я повернулся и выбежал вон, не заботясь о том, поспевает ли за мной Бренда.
Я с трудом оторвал голову от стойки. Кругом было слишком ярко и шумно. Кажется, я попал на карусель, но что тогда делает в моей руке эта бутылка?
Я сфокусировал на ней взгляд, и окружающий мир постепенно перестал вращаться. Под бутылкой и у меня под рукой темнела лужица виски, и половина лица у меня была мокрая. Я лежал в луже…
— Если ты наблюешь у меня в баре, — пригрозил кто-то, — я измолочу тебя в кровь.
Я совершил настоящий подвиг, переведя взгляд на говорившего. Это был бармен, и я сказал ему, что блевать не собираюсь… как вдруг чуть не подавился, кинулся заплетающимся шагом к двери и устроил безобразие прямо посреди Конгресс Стрит.
Когда отпустило, я уселся на дорогу. Дорожного движения можно было не опасаться. Несколько лошадей с телегами толпились у коновязи позади меня, но ничто не двигалось по темным улицам Нью-Остина. Из-за моей спины доносились звуки веселья, дребезжало пианино и изредка хлопали выстрелы: туристы пробовали на вкус жизнь Дикого Запада.
Кто-то поднес мне к самому лицу стакан. Я проследил за рукой и увидел обнаженные плечи, длинную шею и симпатичное личико в ореоле вьющихся темных волос. Помада девушки тоже казалась темной в сумеречном свете. Одета незнакомка была в корсет, чулки на подвязках и туфли на высоких каблуках. Я взял стакан, залпом проглотил содержимое и похлопал по земле рядом с собой. Она уселась, сложив руки на коленях.
— Через минуту я вспомню, как тебя зовут, — сказал я.
— Дора.
— Восхитительная Дора[12]! Я хочу сорвать с тебя одежды, швырнуть тебя на постель и заняться страстной любовью с твоим девственным телом.
— Мы уже все это проделали. Прости, что тело не было девственным.
— Я хочу, чтобы ты нарожала мне детишек.
Она поцеловала меня в лоб.
— Выходи за меня и сделай меня счастливейшим человеком на луне!
— Это мы тоже уже проделали, лапусик. Как не стыдно об этом не помнить! — она протянула мне руку, и я увидел золотое обручальное кольцо с крохотным бриллиантиком.
Я снова покосился на ее лицо. Вокруг него плавала некая аура, словно бы прозрачная пленка или тончайшая ткань…
— Да на тебе же фата! — воскликнул я.
Она с мечтательной улыбкой подняла глаза к звездам и стала вспоминать: