Для описания сверхъестественных явлений существуют тысячи слов. Я перебрал и внимательно обдумал большинство из них, но ни одно не подошло к тому, что случилось, когда адмирал заговорил. Есть много слов, обозначающих странные состояния ума и психики, настроения, чувства, виденные и невиданные вещи, нечто промелькнувшее, недопонятое и не запомненное, разные состояния памяти. Есть слова, обозначающие непрошеных ночных гостей. Но это все не то. Похоже, нам пришло время изобрести несколько новых слов — именно этого ГК и добивался своим опытом надо мной.
Я вошел в воду по колено и помог старику выволочь лодку на берег. Она была довольно тяжелая, так что нам не слишком далеко удалось ее протащить. Адмирал сотворил из воздуха канат и привязал суденышко к стволу пальмы.
— Я бы чего-нибудь выпил, — сказал он. — Все это я затеял единственно ради того, чтобы пропустить с тобой стаканчик. Почти по-человечески.
Я кивнул, пока не решаясь заговорить. Он последовал за мной вверх по тропинке к моему древесному жилищу, достойному семьи робинзонов, ненадолго задержался полюбоваться им снаружи и поднялся вслед за мной по ступенькам на нижнюю веранду. Там он снова застыл в восхищении красотой моей работы — водяным подъемником, с помощью колеса и шкива подававшим на мое дерево воду из ближайшего источника для питья и гигиенических целей. Я указал ему на самое красивое свое кресло из пальмы-ротанга, подошел к буфету и наполнил два стакана последними каплями лучшего виски. Перед стареньким проигрывателем "Виктрола" я ненадолго задержался и запустил один из трех исцарапанных цилиндров — тот, на котором был записан "Голубой Дунай". Затем я протянул гостю его стакан, прихватил свой и уселся напротив.
— За праздность, — предложил тост ГК.
— Я слишком ленив, чтобы пить за это. Лучше уж за прилежание!
Мы выпили, и он снова оглядел мое обиталище. Должно быть, я светился от гордости: это было миленькое местечко, я не стесняюсь сам заявить об этом. Ведь я вложил в него столько физического и умственного труда — сам сплел тугие циновки для пола, выложил сланцем очаг, отлил из сала свечи, вставил их в подсвечники и украсил стены. Из гостиной вели две лестницы — одна в спальню, другая к наблюдательной вышке. Мой рабочий стол был открыт и завален страницами романа, который я недавно закончил. Меня буквально распирало поскорее рассказать ГК, как трудно мне было изготовить пригодную для пользования бумагу и чернила. Попытайтесь как-нибудь на досуге проделать это, когда у вас образуется несколько свободных месяцев.
— Прилежания, должно быть, потребовалось немало, чтобы изготовить все это, — заметил ГК.
— Это плоды целого года труда. Как ты и сам знаешь.
— На самом деле, года без трех дней. Ты чуть-чуть обсчитался в самом начале.
— А-а.
— Бывает…
— Несколькими днями больше или меньше — не думаю, что это имеет значение. В смысле, что это будет так уж важно, когда я вернусь в реальный мир.
— Ага. Да. В смысле, нет, это будет неважно.
— Странно, но я совершенно не беспокоился ни о чем реальном. Например, о том, осталась ли за мной моя работа.
— Осталась ли? О, думаю, да, твоя работа никуда от тебя не делась.
— Думаю, ты рассказал Уолтеру, что случилось?
— Нууу…
— Я имею в виду, ты ведь не выбьешь у меня почву из-под ног, не лишишь одним махом всего, что у меня было? Ты же знал, что мне придется вернуться к прежней жизни, как только мы… мы… в общем, как только закончится та чертовщина, которой мы тут занимаемся.
— О, нет, разумеется, нет. Я имею в виду, ты, конечно же, вернешься.
— Мне до смерти любопытно кое-что узнать. Где было мое настоящее тело все это время?
— Кр-кхм…
Произнес ГК не именно это, но нечто подобное. Он покосился на меня, отвел взгляд и снова издал неопределенное кряхтение. Тут я впервые ощутил легкую тень сомнения. Со мной бывает порой, что я слишком многое бездоказательно принимаю на веру. В частности, то, что у ГК были свои причины отправить меня на отдых в тропики, и то, что эти причины в конечном итоге служили моему благу. Тогда мне казалось вполне логичным думать именно так, поскольку я и в самом деле почувствовал себя лучше. О, разумеется, бывали моменты, когда я громко жаловался на крабов и индеек, стенал от невзгод, жаждал той или иной недостижимой вещи. Но время, проведенное на острове, исцеляло меня. И все же год — немалый срок. Что происходило в реальном мире, пока меня не было?