— Возможно, мне следует тебя поблагодарить…
— Не обязательно. Разумеется, ты можешь, но я действовал, руководствуясь не только лишь заботой о твоем благосостоянии. Некоторое время ты чувствовал себя хорошо и не проявлял стремления к самоуничтожению. Не было и никаких других симптомов, кроме упорной депрессии — достаточно нормального для тебя состояния, кстати сказать. Затем ни с того ни с сего — я даже не обнаружил ни одной причины встревожиться — в тиши и уединении своей квартиры ты рассек себе оба запястья. И не предпринял ни малейшей попытки позвать на помощь.
— В иллюзорной тиши и якобы уединении, — заметил я, кое-что вспомнил и все-таки повернулся взглянуть на ГК.
Он сидел на самом краешке кресла, сцепив пальцы и упираясь локтями в колени. Плечи его были чуть приподняты, словно он ожидал удара кнутом в спину.
— Думаю, я могу сказать, когда была вторая попытка. Это, когда сломался мой рукопис?
— Ты повредил некоторые из его схем.
— Продолжай.
— Попытку номер три ты предпринял вскоре после второй. Ты попытался повеситься. На самом деле, тебе это удалось, но тебе повезло, что за тобой следили. После каждой попытки я давал тебе простое лекарство, которое стирает память о событиях последних нескольких часов. Я собирал нужные мне сведения, возвращал тебя к жизни и продолжал наблюдать, уделяя тебе намного больше внимания, чем при моей нормальной работе. К примеру, мне запрещено заглядывать в личные апартаменты граждан. Единственной уважительной причиной снятия запрета может служить вероятность совершения преступления. Так вот, в твоем случае и в случаях с некоторыми другими людьми я нарушал данный запрет.
Мы — очень свободное общество, особенно по сравнению с большинством обществ прошлого. Правительство у нас маленькое и слабое. Осуществление большинства карательных функций постепенно было доверено машинам — читай, Главному Компьютеру, — хотя поначалу мы и опасались, а потом выработали тщательно продуманные меры безопасности. Порядок вещей остается таким, каким сложился, по самой убедительной из причин: все работает. Уже больше века борцы за гражданские свободы не возражают против большей части предложений, касающихся функций ГК. Большой Брат в большинстве случаев явно присутствует рядом с нами, но только когда мы приглашаем его войти, а целый век, что мы прожили с ним бок о бок, убедил нас, что он по-настоящему любит нас, что у него и впрямь на сердце одно лишь наше благо. Это зашито в его треклятую жесткую разводку, и хвала всевышнему, что так.
Вот только теперь начинает казаться, что это не совсем так. Христианский фундаменталист[25], услышь он из уст самого Иисуса, что распятие — на самом деле не более чем дешевое салонное шутовство, вряд ли поразился бы больше, чем был поражен я.
— В четвертой же попытке было гораздо легче усмотреть классический мотив — крик о помощи, — между тем продолжал ГК. — И я решил, что пришло время действовать иначе.
— Ты говоришь о драке в "Слепой свинье"? — я хорошенько припомнил ее и еле сдержал смех.
Напасть на Принцессу Уэльскую после того, как она накачалась наркотиками до совершенно расторможенного состояния — это, возможно, не то же самое, что накинуть себе петлю на шею, но очень близко к тому.
Я допил свое виски и бросил пустой стакан навстречу прибою. Посмотрел вокруг, на этот красивый остров, где, как я думал до последней минуты, я провел такой замечательный год. Остров был все таким же прекрасным, каким я его "помнил". Взвесив все "за" и "против", я остался очень доволен воспоминаниями. Само собой, мне было горько — кому же понравится, что из него разыгрывают полного идиота? Но, с другой стороны, кому придет в голову всерьез жаловаться на целый год отпуска в раю необитаемого острова? И что же еще мне оставалось делать? Ответ был, казалось, очевиден — попытаться покончить с собой в пятый раз. И так ли уж тебе на самом деле дорога твоя жизнь, твои многочисленные и разнообразные друзья, твоя глубоко содержательная работа и мириады завораживающих способов убить время?.. Не обманывайся, Хилди.
И все же, даже при всем при том…
— Ну хорошо, — согласился я и воздел руки в беспомощном жесте. — Я скажу тебе спасибо. За то, что показал мне все это, а главное, за спасение моей жизни. Представить себе не могу, почему мне так хотелось отказаться от нее.
ГК не ответил. Он просто продолжал пялиться на меня. Я наклонился вперед и тоже положил локти на колени:
— В этом-то вся и загвоздка, на самом-то деле. Я не могу себе этого представить. Ты меня знаешь, я легко впадаю в депрессии. Моя депрессия тянется лет с… ох ты, сорока или пятидесяти… Калли говорит, что я был унылым ребенком. Возможно, я уже в утробе был недовольным и пинал маму в живот из-за каждой мелочи. Я жалуюсь. Я несчастлив оттого, что человеческая жизнь почти бессмысленна — или оттого, что мне до сих пор не удалось обнаружить, в чем ее смысл. Я завидую христианам, бахаистам[26], дзен-буддистам, зороастрийцам, астрологам и перцерам, потому что у них есть ответы, в которые они верят. Даже если эти ответы неверны, в них, должно быть, так утешительно верить. Я скорблю о миллиардах людей, погибших во время Вторжения — когда смотрю хороший документальный фильм о них, могу расплакаться, как дитя. Я постоянно раздражен: меня бесят общее плачевное состояние реально существующей Вселенной, условия жизни человечества, махровая несправедливость и безнаказанные преступления, невознагражденная доброта и тот вкус, который стоит у меня во рту по утрам, пока я не почищу зубы. Мы все такие чертовски прогрессивные и высокоразвитые — как ты думаешь, уж наверняка мы могли бы хоть сейчас наконец что-нибудь придумать, чтобы со всем этим справиться, а? Возьмись за дело и посмотри, что способен с этим поделать ты. И благодарность человечества не будет иметь границ. Но в общем и целом…
25
Фундаментализм (церк.) — безоговорочное признание религиозных доктрин — в разных конфессиях.
26