Дорога займёт день… Началось долгое и одинокое путешествие.
Перед этим, в палате.
— Где я? — раздался растерянный голос, отвлекший Лейфона от рассматривания вазы.
Вопрос задала Нина, которая должна была сейчас спать — из неё вытащили иголки и накрыли одеялом. Через окно палаты падал угасающий луч заката. Свет и тень делили помещение на два мира. Койка Нины была залита алым светом, всё остальное поглотил полумрак.
Лейфон включил свет. Яркий свет отразился от белоснежных стен, залил палату, разогнал тьму. Ослеплённая Нина прищурилась и через некоторое время разглядела Лейфона.
— В больнице.
— В больнице?
По-видимому, ясность мысли возвращалась к ней медленнее, чем зрение.
— Что-нибудь помнишь?
— Нет… — медленно покачала головой Нина, глядя в белый потолок. Потом тихо вздохнула.
Воздух слегка вибрировал от тихих шагов медсестёр, больных и посетителей по ту сторону двери. Лейфон снова посмотрел на вазу. В ней стояли принесённые Шарнидом цветы.
— Значит, я вырубилась.
— Переусердствовала с внутренней кэй, — ответил Лейфон с безразличным видом, и ему показалось, что в палате стало немного душно.
Он не хотел, чтобы Нина всё поняла, но она поняла — медленно, шаг за шагом… И убежать от этого понимания невозможно.
— Ты всё видел? — тут же спросила она.
Лейфон смотрел на вазу, ему казалось, что он чувствует на себе пронзительный взгляд, — но боковым зрением увидел, что девушка смотрит в окрашенное красным закатом окно.
— Нет.
— Дура я. Смешно, правда?
— Неправда.
— Да мне самой смешно.
Лейфон почувствовал, как она шевельнулась под одеялом.
— Я дура…
— Я так не считаю.
— Почему? — со злостью в голосе спросила она.
Ещё в голосе послышался плач, но проверять Лейфон не стал. Может и так… Он не хотел смотреть на вглядывающуюся в закат Нину.
— Может, это прозвучит жестоко, но я считаю, что некоторые вещи можно понять только на пороге смерти. И помочь в этом никто не в силах.
— И я, значит, поняла?
В словах было презрение к себе, но Лейфон кивнул.
— От следующего боя придётся отказаться.
— Ясно.
Видимо, она уже догадалась.
— Лишь время зря потратила… да?
— Зря?
— Я хотела стать сильной, чтобы победить. Выходит, что зря?
— Из-за пропуска одного учебного боя ты считаешь себя побеждённой?
— Да нет же!
Она попыталась подняться, лицо исказила гримаса боли. Организм так ослаб, что она не могла даже сидеть, и девушка рухнула обратно на подушку.
— Но я хочу победить. Хочу стать сильной. Если я даже здесь не смогу продвинуться, о настоящем турнире и речи быть не может.
— Ты права.
— Значит, всё зря?
Она не смотрела на Лейфона и, казалось, съёжилась под одеялом.
— Сначала я просто хотела принять посильное участие в следующем военном турнире, — прошептала она, не поворачиваясь к нему. — Но потом захотела немного большего. Из-за твоей силы. Когда я увидела твою силу впервые, мне стало страшно. Я засомневалась, человек ли ты. А потом поняла, что всё-таки человек — и захотела большего. Не просто участвовать, а вести к победе. Безо всяких на то оснований я решила, что семнадцатый взвод стал сильнее. Давай, смейся.
Лейфон не мог смеяться, и лишь молча покачал головой.
— Но мы проиграли. Конечно проиграли — и хорошо, что проиграли. Тот бой подтвердил, что я ошиблась. Но после этого я зашла в тупик. Что же надо сделать, чтобы победить?
Взвод должен стать сильным. Ответ прост, но Лейфон промолчал. Он более-менее понимал, о чём думала Нина. Если про Шарнида трудно было сказать, безразличен он или нет, Фелли была откровенно безразлична к делу команды. Более того, она открыто заявила, что не станет использовать свою настоящую силу. Она ненавидела собственный психокинез.
А сила команды проявляется именно в командной работе. Сила отдельного члена команды бесполезна, если ей не на что опереться. Прошлый бой это показал.
— Я подумала, что сама должна стать сильной. Пусть не смогу драться с тобой плечом к плечу, но хотя бы не буду обузой, думала я. И я…