…Боярин, по зимнему времени, выскочил на высокое крыльцо терема. В красном длиннополом, шитого чёрными бабочками, алого бархата кафтане, поверх которого была наброшена роскошного бобрового меха шуба, крытая пурпурной парчой. Поскольку новость, принесённая с торга оказалась ошеломляющей, Малюта даже длинную боярскую шапку из того же редчайшего чёрного бобра забыл одеть. Застыв на крыльце, Иванов завопил:
– Чего мелешь, пустозвон?!
Егорка испуганно съёжился, потом бросился к крыльцу, а котором застыл боярин, рухнул на живот истово, даже чуть проскользил на пузе по утоптанному снегу, завопил, не поднимая лохматой головы, с которой невесть как умудрился содрать вязанную цилиндром шапку грубой некрашеной овечьей шерсти:
– Батюшка боярин! Гонец из Пскова прибыл на вече новгородское! Пал Псков! Воровские люди город сдали, ворота ночью немцам открыли! Так народ бает![15]
Охнув, Малюта схватился за сердце, и Марк поразился, увидев, как в одночасье изменилась и внешность боярина, и его осанка. Только что на крыльце стоял гордый, полный осознания своей власти крепкий, средних лет человек. Это было мгновение назад. А спустя миг на ступеньках оказался, сгорбленный, потерявший всё старик с запавшими глазами. Кто-то из кухарок охнул, торопливо зажал себе рот ладонью, громким шёпотом выдав:
– Ой, лишенько… У боярина жена с дочерью во Пскове у родни гостят…
Марк едва смог удержать каменное выражение лица – а ведь верно! Ещё неделю назад Малюта отправил семью во Псков с многочисленной охраной и подарками для родни. Вроде и против боярин был, да разве переспоришь супругу боярскую, свет Брячиславу Веденеевну? Проще петуху яйцо снести, чем уговорить боярыню на что-то иное, чем той в голову втемяшится. Так и тут! И времена то лихие настали, и людишки воровские пуще прежнего пошаливать по лесам вокруг Нова города стали ни с того, ни с сего. На свою голову отправилась боярыня Иванова в Псков-город, да прихватив с собой единственную дочку-красавицу, отраду Малюты. Поговаривала дворня, что на показ невесты Брячислава Веденеевна отправилась. Мол, сын посадника псковского Твердила глаз на лебёдушку белую положил, собирался после Купалы сватов засылать. Да Мария Малютишна характером не в батюшку, а в маму пошла. Такая же упёртая. Как втемяшила себе в голову, что пока жениха не увидит своими глазами, замуж не пойдёт, и хоть кол на голове теши. Так что между двух огней Малюта Добрынич попал. Не устоял, поддался на уговоры, а теперь вот…
… Но что-то же делать нужно! Не бросать же родную кровиночку на растерзание псам поганым?! Взгляд боярина упал на рослую фигуру немца-холопа, и тут же в голове завертелась шальная мысль – ведь слуга то тоже из тех же немцев! Или франков? Короче, из тех же краёв, что поганые псы тевтонские! Боярин был не дурак, и чужестранцев и прочих не новгородцев одним аршином не мерял. Знал, что и среди своих подлых людишек полно… Мгновение, и высокородный собрался, гулкий хозяйский бас разнёсся по двору, отдавая приказы: