— Эй вы, полковник идет! — шепнул Хейно.
Ларко приковылял один, опираясь на палку.
— Так-так, вы, стало быть, готовы! Противник вон на той высоте. Будьте все время начеку. И ночью. Они именно здесь попытаются прорваться. Но вы не тормошитесь, не паникуйте. Мы следим за каждым их движением. Залог нашей победы в том, чтобы успеть нанести удар первым.
— Господин полковник, — сказал Кауппинен, не становясь «смирно», — мы не можем стрелять влево, мы даже не видим, что там происходит.
— Там есть другая такая же пушка. И еще подойдут люди с «фаустами». Если вы услышите там какой-нибудь шум, так знайте, что это танки взлетают на воздух. А теперь — марш спать. Дежурят только двое: наводчик и заряжающий. Но в случае тревоги — все немедленно к пушке. Вопросы есть? Господин полковник, мы уже не помним, когда в последний, раз ели. И воды нет, — сказал Хейно.
— Я постараюсь связаться с вашим капитаном…
А снарядов у вас достаточно?.. Вот это, и все?.. Нет, господа хорошие, этого, конечно, не хватит! А где ваш склад боеприпасов?
Слушая их, полковник непрерывно следил да грохотом артобстрела.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Я пошлю моих солдат, чтоб поднесли вам снарядов. А вы позаботьтесь о себе, вы для меня дороже золота.
— Когда он ушел, Ниеминен тихо сказал:
— По-моему, ребята, этот полковник больше всего ценит собственную голову. Я не хочу сказать, что он трус, но только нас он тут поставил защищать свой командный пункт.
В это время по кустам застрочил пулемет, и Саломэки воскликнул:
— Вот дает! Ах, святая Сюльви, я уж подумал, что это снайпер!
— Ну, ступайте же спать, — заторопил их Кауппинен и сам прыгнул в свой ровик. — Останься со мной, Саломэки. Только, иди сюда.
— Нет! Я тяжело ранен! Меня: надо скорее отправить на перевязочный пункт, а то болит и болит чертовски. Не дай бог еще столбняк получится.
— Этот столбняк у тебя был всегда, — проворчал Hиеминен. — Так что ничего, оставайся. Тебе здорово повезло, ты легко отделался. Пошли, парни!
Убежище находилось глубоко под землей. Оно имело мощное перекрытие, по крайней мере, метра в два толщиной. У длинной стены стояли двухэтажные нары. На них теперь лежали раненые, которых не успели эвакуировать из-за артобстрела. Поскольку места на нарах не было, артиллеристы улеглись на полу. На столбе посредине. помещения висела керосиновая лампочка. В убежище пахло сыростью и свежим бетоном.
Некоторые из раненых стонали, кто-то просил пить, кто-то громко звал санитара. С верхних нар ему отвечали, что санитар ушел за водой.
— А где здесь вода? — спросил Хейно, облизывая сухие, растрескавшиеся губы.
— В болоте. Да на ничьей земле есть ручей. Если хочешь попить да за одно и сдохнуть, так ступай, попробуй. А еще в полу тут есть буровая скважина. Там на дне вода, можешь лизнуть, если у тебя язык на сто метров высовывается.
— Ребята, — послышалось с нижних нар, — не кончился ли артобстрел?
— Ничего не слышно.
Хейно вышел посмотреть и вернулся.
— Лупит чертовски! Скоро снова пойдет в атаку.
— А вы с противотанковой пушки?
— Да. Она теперь тут, почти что на крыше.
— Хорошо. Вчера вечером она грохотала там впереди. Вы только не драпаните отсюда. А то и другие удерут за вами, а мы останемся тут одни.
— Ну, уж первыми-то мы не побежим, — сказал Ниеминен, чтобы успокоить раненого.
Тихие жалобы все время слышались на нарах, кто-то опять просил воды, кто-то в углу страшно хрипел и задыхался. Эти люди вчера отбивали атаку противника. Многие теперь были при смерти. Может быть, их удалось бы спасти, попади они сразу в руки врачей.
Ниеминен закрыл глаза, пытаясь уснуть. Сон, однако, не шел, несмотря на усталость. Он слышал стоны, вздохи, проклятья. Потом пол задрожал под ним, как от подземных толчков. Пол вздрагивал все сильнее и сильнее. Гулкие удары слышались теперь уже сверху.
— Он перенес огонь на нашу линию, — сказал кто- то. Теперь он попытается пройти вслед за огневым валом.
Послышалось лязганье и стук прикладов. Ниеминен открыл глаза. Многие стояли теперь с оружием в руках. Непрерывный гул доносился сверху через все перекрытия, а когда грохало сильнее, пламя керосиновой лампочки тревожно вспыхивало.
— Как там, ребята? — спросил Ниеминен. — Надо бы выглянуть. Напрасно, только себя угробишь, — буркнул Хейно, но Ниеминен как будто не слышал и проскользнул в дверь, из которой долетали отголоски страшного грохота. Спустя некоторое время он вернулся, запыхавшись от бега.
— Живы пока еще, но не знаю, долго ли выдержат. Черт-те что творится! Снаряды сыплются бесперечь, и небо черно от ИЛов!
— Ты бы кликнул ребят сюда.
— Я говорил. Но Кауппинен и сам не идет, и Виено не отпускает.
— Ну, так и бог с ними, пусть погибают. Я попробую хоть немного поспать.
Хейно перевернулся на другой бок и вдруг с изумлением увидел Сундстрёма.
— Смотрите! А этот дрыхнет! Вот дает! Не знает ни забот ни тревог!
Сундстрём действительно спал себе преспокойно, как в уютном номере гостиницы. И даже улыбка блуждала по его детскому лицу. В этом было что-то возмутительное. Какое право он имел быть таким спокойным? За что, в самом деле, ему такое счастье? И сны ему снятся приятные!
Тут общее внимание привлек санитар. Потный и запыхавшийся, он притащил бидон с водой. Вода текла из дырочки, пробитой осколком. Со всех сторон потянулись кружки и котелки, но санитар сердито огрызнулся:
— Идите по воду сами! У меня только для раненых!
И он начал раздавать раненым буроватую болотную воду. Хейно просил хоть глоток, но санитар не дал ни капли.
— Я же сказал, только для раненых! Хорошо, если им хватит. В соседнем бункере тоже ждут, да не дождутся. Водонос стучится у врат небесных, просится, чтобы впустили. И мы все туда же отправимся. Скоро сосед опять пойдет на штурм.
Все замолчали, прислушиваясь. Даже раненые старались сдерживать стоны.
И тут над дверью зазвякал, задилинькал, заметался в панике колокольчик.
— Тревога! — Ниеминен бросился к двери. — За мной, ребята, по одному!
— Не убегите, слышите, только не убегите! — закричал кто-то из раненых. — Не бросайте нас одних!
Наверху еще бушевала стальная метель. Но даже сквозь нее был слышен до ужаса близкий крик атакующих:
— Ура-а-а… ура-а-а-а!
За передовой линией было болото. Оно тоже тряслось и плясало от артобстрела. Фонтаны ила вздымались к небу, дождь грязной болотной йоды поливал все кругом. Противник, очевидно, хотел перекрыть все пути снабжения, исключив возможность подхода подкреплений, даже через эту топь.
В болотном окопе барахтался Куусисто. Весь мокрый, в грязи, в тине, лязгая зубами от холода и страха, он старался закопаться в ил поглубже. Всякий миг, когда не было слышно воя снарядов, он отчаянно вычерпывал руками болотную жижу, пытаясь углубить свое гнездо.
Страх одолевал его. Теперь, кроме всего прочего, он боялся ареста и расстрела. Утром он увидел человека, сидевшего на корточках у самого края болота. Куусисто поспешил спрятаться от него. В другой раз ему показались между деревьев несколько солдат. И от них он шарахнулся. В помутневшем сознании была только, одна мысль: «Они меня окружили! Если схватят — пристрелят».
На самом деле к болоту ходили по воду солдаты с передовой, но Куусисто. это и в голову не приходило.
После того как он убежал из песчаного карьера, он мчался без оглядки, ног под собой не чуя, и спохватился, лишь выбежав на дорогу. Впереди шел патруль военной полиции, и Куусисто повернул скорее назад. Ему представилось, что полиция ищет его. Действительно, полицейские ловили дезертиров. Кроме того, они патрулировали здесь, опасаясь, что русские могут забросить своих людей в тыл главной оборонительной линии.
От страха Куусисто был почти на грани помешательства. Воображение лихорадочно рисовало ему самые невероятные способы спасения. Ему хотелось, чтобы его ранило. Но он, заслышав приближение снаряда, все же бросался в канаву. Он собирался было сам себя ранить, но не решился. И как ни искал Куусисто, нигде не было для него безопасного места, всюду что-нибудь грозило его жизни. Даже дома. Мог ли он спрятаться дома? Отец первый выдаст! «О, господи, боже мой, боже мой милостивый, куда же мне деться?»