Временами он уже хотел вернуться обратно, к своему орудию, и прямо признаться, что боится, что собой не владеет от страха. «По крайней мере, фельдфебель поймет и простит. Но капитан! Этот не простит никогда! Нет, я не дамся ему в руки!»
Обстрел продолжался. На болоте все-таки хоть осколочная опасность была минимальной. Снаряды рвались глубоко и всю свою силу отдавали на вертикальный всплеск. Но Куусисто боялся и самого грохота разрывов. Потом налетели штурмовики. Они не обстреливали болота, но Куусисто казалось, что всю свою ярость, всю мощь своего огня они направляют именно на него. Бомбы глухо взрывались, болото вздрагивало и ходило ходуном, Куусисто выл от ужаса и отчаяния.
Когда огневой шквал наконец перенесся куда-то дальше, вдруг совсем близко раздался раскатистый крик «ура». И нервы Куусисто не выдержали. Он вновь бросился бежать, с одной лишь мыслью, что враг гонится за ним по пятам. Сама смерть настигала его.
За болотом был лес. Он казался тихим. Куусисто думал, что наконец-то выбрался из прифронтовой зоны. Но откуда-то сбоку вдруг долетела жаркая перестрелка, и беглец остановился. «Где это? Ведь только что бой был сзади! Неужели рюсся прорвался уже туда?»
Он побежал в другую сторону. Ему не пришло в голову, что он сбился с направления, сделал крюк и теперь двигается к фронту. Вскоре показалось озеро, и он остановился, чтобы осмотреться. На противоположном берегу было пустынно. Тут он заметил спрятанную в кустах лодку и решил переправиться на ту сторону.
Вновь забрезжил лучик надежды. Может быть, все же посчастливится добраться до дому? «Если бы только отец простил и спрятал. Или мама. Она, конечно, поймет и поможет! А отцу я не покажусь! Только потом, когда война кончится…»Куусисто осторожно приблизился к лодке, все время озираясь и пристально вглядываясь в противоположный берег. Затем он тихонько оттолкнул лодку и поплыл бесшумно, стараясь не плеснуть веслом. Он был уже далеко, когда его заметили. Посты на берегу стояли редко, потому что противник не делал попыток форсировать озеро. Куусисто случайно оказался между постами. Теперь наконец часовой заметил его и закричал:
— Стой! Ты куда? А ну, вернись!
Потом стали кричать и с другого поста.
Куусисто греб из всех сил, он был уверен, что за ним гонятся. Сзади грянул винтовочный выстрел, и пуля брызнула водой ему в лицо. Он греб как безумный, отчаяние придавало ему силы. Снова раздался выстрел, и от борта лодки отскочила щепа. Но вот беглец уже скрылся за мысом. Он продолжал грести, пока лодка, шаркнув днищем, не встала на отмели. Дрожа как в лихорадке, он выпрыгнул на берег. И тут его встретил резкий окрик:
— Руки вверх!
Куусисто почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Из кустов вышли двое русских солдат с автоматами наперевес.
Когда налетели штурмовики. Кауппинен крикнул Саломэки:
— Теперь гляди в оба! Если пойдут в атаку, беги скорее в блиндаж заряжать диски!
Он съежился в своем ровике. Самолет летел вдоль окопов, стреляя из пушек. Потом открылись бомбовые люки. Взрывная волна ударила и обожгла, осколки звонко застучали по пушке. Кауппинен вскочил и прежде всего проверил, не повредило ли прицел. Нет, слава богу, все в порядке! Он поднес к глазам бинокль, но тут словно небо обрушилось на него. Снаряды скорострельных пушек рвались совсем рядом. «Он засек пушку!»
Когда самолет пронесся над головой, Кауппинен посмотрел в бинокль и обомлел. На той стороне из-за гребня высунулся ствол противотанковой пушки. Кауппинен принялся лихорадочно крутить штурвалы наводки. Как только открылся взгляду щит вражеской пушки, Кауппинен выстрелил и тут же прыгнул в ровик. Все же он успел заметить, что попал в цель. Та пушка взлетела на воздух. Прошло еще какое-то время, прежде чем он осознал, что произошло. Противник опоздал всего на несколько секунд. Иначе то же самое было бы с ним.
Кауппинена охватила дрожь. Его трясло так сильно, что он не мог встать на ноги. Он хотел было крикнуть Саломэки, чтобы тот снова зарядил орудие, но из горла с трудом вырвался едва слышный сиплый звук.
Оглушенный неожиданным выстрелом, Саломэки был некоторое время в какой-то прострации. Наконец он пришел в себя и выглянул из укрытия.
— Идут! Ай, святая Сюльви, они идут! — закричал он в испуге.
Пехота противника уже спустилась с холма и бежала сюда, без крика и без единого выстрела. Тут из кустов застрочил пулемет, и атакующие, видя, что захватить врасплох им не удалось, тоже открыли огонь и с боевым криком устремились вперед.
Из бетонных бункеров-убежищ высыпали по тревоге солдаты, чтобы отразить атаку. Завязался отчаянный бой. В воздухе замелькали ручные гранаты. Автоматы, легкие станковые пулеметы, винтовки и даже пистолеты заговорили разом. Можно было подумать, будто разбушевался огромный лесной пожар, такой стоял треск. Перекрывая все, то и дело грохало орудие. Кауппинен стрелял осколочными по пехоте, которая была уже в нескольких метрах от пушки. Ниеминен первым прибежал из бункера и теперь совал в ствол снаряд за снарядом. Остальные стреляли из своих окопов. Кауппинен после каждого выстрела кричал звонким от волнения голосом:
— Осколочным заряжай!.. Еще осколочным!
Атака захлебнулась. Атакующие залегли и стали отстреливаться. И тогда противник опять начал сосредоточенный артобстрел. На этот раз прикрывая отход пехоты. Противник откатился назад, отстреливаясь и делая короткие перебежки. Наконец стрельба стала реже и прекратилась совсем. Артобстрел еще продолжался некоторое время, а потом тоже утих. Наступила тишина, которую нарушали лишь стоны, доносившиеся с предполья. Кауппинен сел, прислонившись к пушке.
— Теперь спать, ребята. А то утром он начнет снова. И мы должны быть как… как…
Он не договорил, оборвав фразу на полуслове. Ниеминен испуганно бросился к нему, но вдруг с изумлением воскликнул:
— Спит!
Действительно, Кауппинен уже спал. Резкие морщины вокруг глаз и на лбу разгладились, землисто-серые щеки окрасил слабый румянец.
— Надо бы его разбудить, — сказал Ниеминен. — Пускай пойдет в блиндаж и поспит. Я останусь при пушке. Кто еще со мной?
Все вдруг точно оглохли. Ниеминена даже в краску бросило. Он разозлился и закричал:
— Ну, так проваливайте все! Пусть Реска здесь спит!
Удивительно быстро «оглохшие» повыскакивали из своих окопов. Хейно тоже было махнул прямо в убежище, но, оглянувшись, окликнул:
— Эй, Каллио! Ты что, не хочешь на боковую? Или ждешь особого приглашения?
Ответа не было слышно. Но парень находился в своем ровике. Его каска выглядывала оттуда.
— И этот задает храпака, — решил Хейно. — Оставим
спал. Но в позе было что-то такое, неуловимое, отчего у Ниеминена мурашки побежали по коже. Он откинул голову Каллио и вдруг отпрянул, только успел заметить кровь на желтом, как воск, лице и открытые, помутневшие глаза.
— Ребята, живо сюда! Йоуко ранен!
Почему это слово сорвалось с языка? Ведь мертвый же Каллио, он это сразу понял. Товарищи мигом подбежали. Хейно вытащил убитого из ровика и только тогда понял, в чем дело.
— Да он же готов! Смотрите, две пули в лицо! Ребята взглянув, невольно отвернулись. Широко раскрытые глаза Каллио смотрели с немым укором: «Дали товарищу умереть!». В руках у него был перевязочный пакет. Очевидно, собрав последние силы, он еще сумел достать пакет. Хейно вывернул все карманы убитого. В них нашлись только сломанная расческа, коробок спичек, несколько сигарет и винтовочных патронов. Хейно взял себе сигареты и спички, а остальное бросил.
— Не посылать же это ему домой… Но когда же он успел так схлопотать по роже? Я, помню, видел, что он высовывался из норы перед тем, как заварушка стихла.