– Мы враги, пока ты не сменишь веру.
– Кто служит Спящей, не враги.
Опять неправильно выбранное слово? Но казалось, что она хорошо говорит на крестеском.
– Епископ будет рад заполучить тебя, – продолжил я. – Он обожает жечь ведьм.
Я схватился за металлическую перекладину трапа.
– Семь морских стен Костани не преодолевал никто за всю историю. Как ты пересечешь их, когда тысяча пушек будет сеять смерть? – Теперь стало очевидно, что она владеет нашим языком лучше, чем большинство чужеземцев. – Под Костани есть туннели, и я знаю проход.
– Туннели? Что за туннели?
– Лабиринт.
– Невозможно, – фыркнул я. – Лабиринт – это врата в ад. Через него нет прохода.
Она встала и пошла ко мне. Шла, пока вес железного шара не остановил ее.
– Где ты меня нашел?
– В титановых копях Эджаза. Ты появилась внезапно, будто призрак.
– Ты знаешь, где я была днем раньше?
Она придвинулась ближе. Железный шар поддался. Она поднимала ноги и тащила его, будто он из воздуха. Я едва не разинул рот от удивления.
И тут я ощутил ее дыхание. Лед, мята и мед. Она провела в трюме несколько дней, не имея воды для мытья. Как она могла пахнуть так соблазнительно?
– В Костани, в шестистах милях оттуда. В Лабиринте, – сказала она.
Я усмехнулся.
– Надо бы отшлепать тебя за такое вранье.
– Я могу провести вас через туннели за несколько часов. Вы окажетесь прямо под Небесным престолом, пока шах вместе с армией будет спать. Вы расправитесь с ними и захватите морские стены. Твои корабли пройдут Тесный пролив, и Костани станет вашей.
Крестеский флаг, реющий над городом. Божественные гимны, несущиеся из величайшего из наших храмов. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но ее слова сделали образ захваченной Костани таким реальным.
– У всего есть цена, – продолжила она. – Такая, которую не смыть тяжелой водой. Вошедший в Лабиринт не будет прежним. Прикосновение Ахрийи меняет всех.
Ахрийя – еще один ложный бог, которого верующие в Лат считали воплощением зла. Как будто самого греха недостаточно. Как будто нужен кто-то, чтобы воплощать его. Да, Падшие ангелы тоже были злом, но грехи были их собственными.
Я рассмеялся ей в лицо.
– Вот почему моя религия истинная, а ваша ложная. Вы берете рабов. Вы верите, что человеком можно владеть. Если и есть на свете зло, то это рабство. Грехи, которые мы совершаем друг против друга, – вот что такое зло, а не какая-то темная богиня, которая правит адом.
Я мог бы поклясться, что она едва заметно ухмыльнулась.
– И как же называется то, что делаешь ты? Сколько людей трудится над перестройкой твоих кораблей, не получая ни монетки?
Я удивленно моргнул.
– Кто тебе рассказал?
– Я знаю многое, так же, как ты знаешь, что ты не такой несгибаемый, каким пытаешься казаться.
– Я верующий человек. Первое, что я сделаю, когда разграблю Костани, – привезу все ее золото и серебро на этот остров, чтобы заплатить всем, кто хоть раз поднял для меня доску. А вдовам тех, кто умрет на жаре, я отдам целый корабль драгоценностей шаха.
– Сначала нужно завоевать Костани. А без меня ты сделать это не сможешь.
Девушка отошла от меня, волоча за собой железный шар, будто он ничего не весил, и села в углу.
В ту ночь мне предстояло выбрать, кого отдать епископу, – ведьму или пятерых моих помощников. Я забился в угол своей каюты и накрыл голову простыней, чтобы отгородиться от окружающего мира. Я молил того, кто слышит все молитвы, о наставлении на путь истинный, об избавлении. Как я мог думать о том, чтобы отдать своих людей? И все же обещанная девушкой Костани запала мне в душу. Ведьма показала мне свою силу, передвинув железный шар, и я не мог отдать ее епископу и его инквизиторам. На рассвете я ползал по полу, все еще накрытый простыней, и умолял Архангела о прощении, потому что уже знал, что должен сделать.
Собрав пятерых командиров, я рассказал им о желании епископа, чтобы они предстали перед судом вместо меня, но умолчал о его предложении выдать ведьму.
– Мы готовы умереть за тебя, – сказал Беррин от всех пятерых. – Не стоит колебаться из-за твоей любви к нам. Мы знаем, что и Архангел так же любит людей.
– Мне жаль, – только и мог сказать я.
– Не нужно жалеть, брат, – сказал ясноглазый Зоси. От мысли о нем, болтающемся в петле, меня бросило в дрожь. – Мы все только что очистились в воде, смыли свои грехи. Мы умрем, почти не успев наделать новых, и, возможно, книга наших добрых дел окажется толще, чем книга грехов.
– Пусть Архангел запишет все ваши грехи в мою книгу, – сказал я. – Я понесу их, как вы несли наше святое дело.
Орво, мой главный алхимик и сапер, положил обожженную руку мне на плечо.