Ашера смотрела в иллюминатор у меня за спиной.
– Костани падет за день.
– А мои люди об этом знают? – Я поднялся и зашагал взад-вперед. – Они ждут, что осада Костани продлится месяцы, а то и годы. Все они – бывалые воины. Мы разрушили множество стен пушечным огнем, храбростью, стойкостью и жертвами. А колдовством – ни одной. Почему они должны верить? Почему должны пойти за мной?
Она с трудом села, и пепельные волосы упали ей на лицо.
– Значит, хочешь, чтобы я заполнила горизонт, как ангелы для апостола Лена?
– Не для меня. Для них.
– У меня нет сил, кроме тех, что дает она.
– Ты такая слабая?
– Слабая? – В ее глазах мелькнуло негодование. – Ты ничего не знаешь о колдовстве.
– Отец пугал меня сказками о магах Востока. – Я сел на кровать рядом с ней. Даже одеяло было холодным. – Маг Гафар приказал своим демонам принести ему троны всех царей мира. Но ангел Принципус защитил трон императора, чем разгневал мага и орду его демонов. Они вторглись, чтобы забрать трон, однако верующие с помощью ангелов изгнали мага и его демонов в преисподнюю.
– Маги из легенд могли приказывать джиннам. Я – нет.
– Тогда мы возвращаемся в Гиперион.
– Если ты возвратишься в Гиперион, Крестес никогда не вернет Костани. До тех пор, пока луна не расколется, а мир не обратится в пепел.
– Дай нам причину следовать за тобой. – Я схватил ее за плечи и сейчас же отпустил из-за жгучего холода. – Дай причину верить. Отступиться от императора и сделать невозможное. А иначе ничего не получится.
– Вера, Михей.
– Если веры было недостаточно для апостола, значит, недостаточно и для моей армии.
Мне показалось, что я все-таки уловил тень эмоций у нее на лице. Ее щеки чуть напряглись, а зрачки на волосок расширились.
– А твоя дочь? – произнесла Ашера. – Ты позволишь ее похитителям остаться безнаказанными?
– Ты считаешь, я делаю это ради нее?
– А ради чего?
– Ради Архангела.
Я всегда так говорил и надеялся, что так и есть. Но любовь к ангелам в моем сердце состязалась с ненавистью к сирмянам и их гнусной вере. Я надеялся, что праведная ненависть тоже может быть святой.
Ашера покачала головой, и пепельные волосы опять упали ей на глаза.
– На самом деле никто ничего не совершает для бога.
– Ну а ты? Для чего тебе помогать мне захватить твой народ?
– Я – исключение. Я делаю это только для бога.
– И какого бога?
Она дотянулась до моего уха и прошептала:
– Для единственного, которого я видела.
Я вернулся на палубу своего огромного галеона – обшитого железом морского монстра, потопившего бесчисленные галеры, в том числе и галеры дожа Диконди и изумрудных пиратов Эджаза. Я прошел под хлопающими черно-красными парусами мимо пушек, на нос, где была установлена фигура ангела Цессиэли с четырьмя расположенными ромбом глазами. Капитаны кораблей и офицеры собрались на пристани. Беррин спорил с ними, а они требовали встречи со мной. Я ступил на нос, и при виде меня все затихли. Даже чайки.
Во главе собравшихся был Зоси, мой шурин. Потеряв его, я потерял бы всех. Когда-то он набросился на меня с копьем – в тот день, когда я взял замок его отца. Я сломал копье, врезал щитом ему по лицу и бросил его в подземелье. Я держал его там две луны. А когда пришел посмотреть на пленника, он молился. Вши кишели на его голове, а ноги распухли от оков, словно спелые дыни. Но он не потерял веру в милость Архангела.
Я стал вестником этой милости, убедив императора Ираклиуса простить его семью, хотя сестер Зоси император оставил при дворе на случай, если Пасгард восстанет, и выдал их замуж за мелких дворян. Кроме Алмы, на которой женился я. Даже после того как она скончалась от оспы, Зоси никогда меня не подводил. Но теперь он стоял во главе толпы, собиравшейся бросить мне вызов, и в глазах у него были сомнения.
Я лизнул палец и поднял в воздух. Его холодил восточный ветер.
– Я солгал всем вам! – крикнул я.
Толпа загудела. Все что-то говорили друг другу.
– Вы думали, что я святой воин, орудие Архангела. Но я не таков.
Из толпы послышались крики. Вероятно, посланников императора.
– Я убивал, потому что хотел, или из ненависти, или потому что наслаждался убийством. Я не делал ничего ради Архангела.
Они замерли и замолчали – возможно, от потрясения.
– И я хочу снова убивать. На это много причин, но одна превыше всего. Боль.
Зоси смотрел на меня, как я когда-то смотрел на зарезанного отца, – глазами, полными печали и страха.