Всю дорогу, пока их три дня везли на поезде в отпуск в Германию, Метцгер хвастал своим приятелям:
— Когда я приду домой и сброшу с плеч свой ранец, я скажу ей, чтобы она хорошенько посмотрела на пол и запомнила, как он выглядит, потому что в течение последующих двух недель она сможет видеть только потолок. Господи, у меня уже стоит так, что когда я поднимаюсь из-за стола, то невольно сбрасываю на пол все миски!
Но в действительности все произошло несколько по-другому. Нет, Ханнелоре вела себя достаточно послушно, и по возвращении Метцгера в Германию они провели первые сорок восемь часов на огромной двуспальной кровати. Повешенные на стену изображения Иисуса и его апостолов неодобрительно взирали сверху на их потные переплетенные тела внизу своими святыми глазами. Однако в Ханнелоре совсем не было той яростной страсти, которую следовало бы ожидать от женщины, к которой на протяжении целого года не приближался ни один мужчина. А один раз, когда Метцгер полез под кровать, чтобы достать там новый презерватив и сделать добрый глоток хорошего вестфальского пива, он заметил, что Ханнелоре попросту зевает. Точно ей наскучило все, чем они с ним занимались.
— Вот так вот, парни, — сокрушался он потом в пивной, куда заходил с другими унтер-фюрерами каждый день, — я трахал ее так, что с меня градом катился пот, моя задница летала туда-сюда, точно молотилка, — а она зевала. Словно я спросонья чесал ей спину.
Гауптшарфюрер Метцгер был не слишком умным человеком, и не зря его прозвали Мясником. Однако даже в не очень-то сообразительной голове здоровяка постепенно сформировалась мысль о том, что с его супругой явно что-то не в порядке. Вот что он сказал своим дружкам за столиком в пивной через несколько недель по возвращении из России:
— Тут что-то не так, парни, это точно. Молодая здоровая женщина должна была бы хотеть этого каждую ночь, тем более что ей пришлось провести так много времени вообще без мужчины. Если я только узнаю, что в ее постели побывал кто-то другой, я… я… — Он задохнулся от ярости и сделал быстрое движение правой рукой, точно отсекая что-то, что находится у каждого мужчины внизу живота. У его приятелей не осталось ни капли сомнений в том, чего лишится тот парень, которого Мясник вдруг застанет вместе со своей блондинкой-женой.
После этого Метцгер дважды словно ненароком забегал домой в середине дня, однако каждый раз заставал Ханнелоре одну, одиноко сидевшую в квартире. Однажды, когда за ним заехал «кюбельваген»[9], чтобы отвезти его в расположение части, гауптшарфюрер специально дождался, когда машина свернет за угол, выскочил из нее и проскользнул в сигарную лавочку Гаккеншмидта, где провел битых два часа, следя за подъездом дома. Но никто подозрительный туда за это время так и не проник.
В конце концов Метцгер решил специально заплатить шестнадцатилетнему итальянцу Марио, помогавшему здесь своим родителям, работникам военных предприятий Падерборна, присматривать за домом в качестве привратника, чтобы тот проследил за поведением Ханнелоре. Марио должен был немедленно оповещать Метцгера обо всех подозрительных субъектах, которые захаживали бы в его отсутствие в квартиру гауптшарфюрера.
Но, несмотря на то, что этот маленький итальянец отнесся к выполнению поручения Мясника с удивительной ответственностью и добросовестностью, ему было нечего доложить Метцгеру. Лишь один-единственный раз к Ханнелоре зашел один молодой клирик из близлежащего католического храма, по ошибке решивший, что женщина придерживается католического вероисповедания.
— Вы только понимать — священник! — возбужденно выкладывал Марио Метцгеру на своем ужасном немецком однажды вечером, когда Мясник, пошатываясь, пришел домой из пивной. — А ведь им хотеть только это, синьор. — Он соорудил из своего большого и указательного пальца кольцо и стал остервенело тыкать туда указательным пальцем другой руки. — Девочек не иметь, всегда думать об это. — Он снова проделал свои непристойные движения, уставившись на Метцгера горящими глазами.
Но тот оттолкнул его, прорычав:
— Нет, чертов ты макаронник, большинство этих священников даже не знают толком, для чего Господь наградил их членами. А если и знают, то занимаются лишь суходрочкой — ведь стоит им согрешить с живой женщиной, и они попадут прямиком в ад. Вот почему у них ладони обычно заростают волосами — они слишком много дрочат. — И он, качаясь, направился вверх по лестнице.
* * *Но когда с танкового завода в Штутгарте стали прибывать первые «тигры», гауптшарфюрер Метцгер получил наконец первое подтверждение того, что его подозрения в отношении Ханнелоре были, скорее всего, обоснованными. Марио, как обычно, встретил его под лестницей и сделал свой отчет: