— Вы принесли что-нибудь показать?
Гейл вытащил из сумы плоскую деревянную коробку. Он осторожно положил ее на стол под лучи солнца, отпер и поднял крышку. Внутри, в гнездышке из плюша, лежал бронзовый инструмент. Он состоял из двух эксцентрических колец с шарнирной стрелкой, наклоненной поперек обоих. Резьба и мозаика украшала все металлические части. Стрелки, расположенные по периметру обоих колец, были инкрустированы маленькими драгоценными камнями. Купец долго изучал прибор.
— Это искусно, — наконец сказал он. — Это астролябия?
— Да, — согласился Гейл. — Доводилось их видеть?
— Нечасто. Я знаю, что это прибор для навигаторов. Моряки на далеких восточных и южных морях используют их, чтобы найти углы некоторых звезд и определить, где они находятся. Но те, что я видел раньше, были невзрачными, сделанными из обычной бронзы или просто деревянными.
— Как вы думаете, найду я на это покупателей?
— А у вас есть еще?
— Астролябия одна, но все остальное — такого же типа, полезные инструменты, сделанные и украшенные лучшими мастерами и художниками из Неввы и других западных стран. Я не занимаюсь предметами чистого искусства, вазами, или скульптурами, или коврами.
Купец кивнул.
— Да, я знаю коллекционеров, которым это будет очень интересно. Условия у меня таковы: приносите остальные товары, и я размещу их здесь. Я пущу слух, что в моей лавке можно увидеть нечто необыкновенное. Что бы вы ни продали в Крэге — моя комиссия составит десять процентов.
— Это кажется справедливым. Что, ваши коллекционеры регулярно заглядывают к вам?
— Ну, нет. Я не знаю, как это происходит у вас на родине, но здесь высшая знать не ходит по рынкам и лавкам. Они посылают слуг, знающих их вкус. Если слуга решает, что товар достоин того, чтобы хозяин его увидел, продавца вызывают в дом. Конечно, я буду более чем счастлив…
— Нет, — перебил его Гейл. — Я предпочту сам ходить в такие дома и лично хвалить свой товар.
— Как пожелаете, — сказал купец слегка раздраженно. — Но десять процентов комиссии остаются в силе.
— Это понятно. В конце концов, именно вы обеспечиваете место для показа товаров и контакты. Это стоит десяти процентов комиссионных.
— Отлично. Тогда скорее приносите остальные товары. Мне не терпится их увидеть.
Это сработало даже лучше, чем Гейл смел надеяться. Он вернулся на постоялый двор и вытащил из мешков предметы, на его взгляд самые привлекательные для тех людей, которых он искал. Не желая вести через весь город своего горбунка, он нанял двух мальчишек с постоялого двора, чтобы донести товары до лавки.
Когда они все распаковали, купец по имени Птичий Нос с одобрением вздохнул.
— Мы редко видим работу такого качества. К сожалению, знатные люди нашей страны не часто проявляют интерес к художественным изделиям. А те, кому интересно, в основном коллекционеры, а не покровители искусства. Что, должно быть, за страны Чива и Невва, если даже инструменты и прочие полезные вещи украшены так богато! — Он восхищенно рассматривал лампу, сделанную из шлифованного многоцветного хрусталя в резной оправе из золота и серебра.
— Прежде, чем прибыть сюда, я опрашивал многих путешественников и купцов, — сказал Гейл. — Я решил, что если настоящих ценителей в этой стране и немного, даже практичные люди могут заинтересоваться инструментами, которые одновременно являются произведениями искусства.
— Это очень дальновидно, — ответил Птичий Нос. — Те немногие коллекционеры, которых я знаю, в большинстве своем — дамы, а они редко распоряжаются деньгами и должны потакать вкусам своих мужей. А это что такое? — он взял в руки плоский бронзовый прямоугольник. Поперек его длинной оси скользила серебряная планка. Бронза и серебро были густо испещрены линиями и символами.
— Это математический инструмент, — сказал Гейл. — Сдвигая эту центральную часть и подбирая линии и символы, получаешь, — он пожал плечами, — то или другое. Я учился прибавлять и вычитать, и немного делению, но все остальное для меня чересчур сложно.
— Неважно. Он прекрасен. — Купец положил инструмент на стол и повернулся к мальчишке, вращавшему в солнечных лучах систему зеркал. — Давайте осветим это. — Когда отраженный свет его устроил, он повернулся к Гейлу. — С зеркалами всегда сложности. Их нужно постоянно поворачивать, потому что солнце перемещается по небу, но пока это самый лучший способ освещать изящные вещи. Иначе придется выносить товары на улицу.
К тому времени, как они расположили остатки товаров, солнце опустилось слишком низко для зеркал. Довольный проделанной работой, Гейл пожелал купцу хорошего вечера, пока тот запирал лавку. Он шел к постоялому двору по темнеющим улицам, думая, все ли занимаются шпионажем такими окольными путями и шпионят ли другие короли.
Глава четвертая
Каирн проснулся от мучительной жажды. Солнце яростно палило, было душно, но его трясло от озноба. Он понимал, что болен, но не мог припомнить, где заразился. Он попробовал сесть и позвать кого-нибудь из речников, и тут его пронзила ошеломляющая боль. Тогда он начал припоминать.
Стиснув зубы от боли, он медленно, с трудом сел. Ногу ритмично дергало от бедра до пальцев и он в ужасе ахнул, увидев, как опухло бедро. Штанина натянулась, как шкурка на колбасе, и пропиталась чернеющей кровью. Каирн попытался поднять рубашку и осмотреть рану на боку, но окровавленная одежда присохла, и он сдался, решив позже отмочить рубашку.
Каирн попробовал оценить ситуацию. В то время как он был без сознания, плот наткнулся на песчаную отмель и теперь прочно сидел на ней. Взглянув, куда течет река, он понял, что находится у восточного берега. Сколько времени он провел без сознания, как далеко его снесло, он выяснить не смог. Ему отчаянно хотелось опустить голову в воду и пить, пить без конца, но он понимал, что это опасно. Каирн дотащился до бочонка, который речники наполнили из родника. Сначала он выпил полную калебасу воды, потом облился ею. После этого он почувствовал себя немного лучше и выпил еще одну калебасу, остановившись только после того, как в желудке начались колики.
Он дополз до загона и поднялся, опираясь на решетку. Кабо подошел к нему, недавние события никак не отразились на его внешнем виде. Он застонал и ткнулся носом в ладонь Каирна. Кормушка была полна, но в ведре не осталось воды. Каирн ухватился за копье, чтобы опереться на него, и выпустил животное наружу. Держась за узду, он довел кабо до края плота и дал ему напиться из реки. Потом отвел обратно в загон и оседлал. От усилий раны снова закровили, но сейчас кровотечение волновало его меньше всего.
Закончив работу, Каирн вывел кабо на берег. Держась рукой за седло, он позволил животному вытащить его вверх, на край дамбы и с ее гребня осмотрел окрестности. Он находился на плоском займище, густо поросшем лесом. Параллельно дамбе шла узкая, покрытая грязью дорога. Стиснув зубы, понимая, что дальше тянуть невозможно, Каирн взобрался на кабо.
Перекинуть раненую ногу через седло оказалось самым мучительным за всю его юную жизнь, он побледнел и взмок, несмотря на озноб. Пять долгих минут Каирн сидел неподвижно, приходя в себя. Никогда еще он не чувствовал себя так плохо. Прежде, чем направить кабо вниз по другую сторону дамбы, он привязал поводья к запястью. Он знал, что может упасть, и не хотел, чтобы кабо ушел куда-нибудь, если это случится.
Каирн съехал на дорогу и направился на юг, думая о том, что жизнь воина сложнее, чем прогулки при полном параде. Действительность могла оказаться такой же печальной, как жизнь самого убогого крестьянина. К его страданиям добавлялось полное одиночество. Чтобы отвлечься, он начал думать о других сторонах жизни воина. Сколько человек он положил во время битвы у плота и на самом плоту? Ему казалось, что шесть или семь, но битва была такой лихорадочной, что он ни в чем не был уверен.
Ему было интересно, можно ли этим хвастаться, когда он вернется домой. Шесть человек — приличный счет, но это низшие люди, обычные разбойники. Не то, что биться с благородными воинами. С другой стороны, он был очень сильно ранен, возможно, со смертельным исходом, и стыдно признаваться, что ранен низшими. Придется подчеркнуть, что нападавших было очень много, решил он.