Спина Тристана затекла, а ноги онемели. Он стоял так несколько часов. Дух его отцвел, а память закостенела. Он стоял так несколько лет. Сердце разрывалось от того, как шумно переворачивались страницы истории, как возвышались и уходили его друзья и враги. И конечно, он думал о Ронсенваль. У Эскалота отобрали все его культурное наследие: спрятали в пустующих холмах, закрыли под конвоем в Хоромах, разрушили до основания – ни фей, ни мечей, ни рыцарей. И все, что осталось последнему в мире королевству, – его Прекрасная Дама. В одной из древних сказок эпохи Малахитового двора так говорилось: «Пусть девочка по имени Мэб покорит мир за пределами башни». Тристан думал, что дело даже не в том, что сама Ронсенваль была рождена для столь великой цели, а в том, что все Мэб рождались, чтобы однажды вернуть на круги своя потерянный Эскалот. Чтобы их Эскалот смог протянуть века, успокоенный рукой их Дамы, покуда им снова не понадобится Истина и все, что с нею приходит.
Пока Тристан разминал затекшие мышцы и хрустел костями, Долина, как и стрелка на часах, снова завершила цикл. И вот, когда Тристан опять повернулся к пустующим, уже желтоватым холмам с сухой сытью и диким ячменем, из леса вышли два новых гостя. Они держались под руки, и Тристану показалось, словно Лесли победила саму смерть и пришла вновь, опираясь на руку своего спутника. Но нет, конечно, это была не она. Двое забрели в холмы, мужчина и женщина в зрелых летах, остановились и окинули взглядом пустоши. Дама в платке и широкополой шляпе вертела головой и в конце концов указала ровно на Тристана. Он даже испугался, что она его увидела. Пара подошла ровно к порогу Трините. Женщина сняла шляпу, и платок упал на спину, обнажив рыжие волосы. Не такие яркие, какими их помнил Тристан, скорее посветлевшие и приблизившиеся к окружающему цвету поздней осени. Облаченная в плащ и сапоги для путешествий королева Вильгельмина вскинула лицо навстречу ветру, словно наслаждаясь местом, которое раньше так не любила, но куда пришла, наконец, отыскав повод для визита. Она постарела, как и положено, – Вильгельмина постарела так, что ее живое лицо избороздили тонкие складки, особенно вокруг глаз. И ее руки – такие ладони, запястья и пальцы отличают зрелых женщин от девушек.
Но не менее колоритным оказался ее спутник в пальерской форме. Тристан сразу его узнал, пусть, взглянув в его лицо, и не поверил. Оркелуз, хотя и был младше Вильгельмины, выглядел лет на десять старше нее. Полностью седой, с коричневатыми мешками под глазами, он все еще напоминал себя прежнего выдающимся профилем. И все же он держался и шагал крепко, еще и удерживая спутницу. Тристан повис на шторе, вцепился в ткань, чтобы не сорваться к друзьям наружу. Оба путника долго молчали, будто бы решались заговорить с тем, кто их, возможно, не различит. И первой решилась королева.
– Ну, здравствуй! – сквозь улыбку и первую слезу произнесла она. – Не знаю, кто там меня слышит, да и слышит ли вообще… Но я надеюсь, что это мой брат. Или Тристан. Если нет, то передайте им. Я знаю, что они у вас здесь. Я все это знаю.
Оркелуз сжимал ее ладонь грубыми мозолистыми руками. Ренара собиралась с духом.
– Для начала скажу, что все хорошо в Эскалоте. Я правлю им, и многие идеи, близкие моей семье и этому месту, всё еще чтят. И продолжат чтить, обещаю. – Из ее глаз сбежала вторая слезинка и юркнула в ткань платка. – Мне жаль, что раньше не получалось прийти. Я была сдержана обещанием, а после… Столько всего. Сам знаешь, братец-король, как это сложно. – Она шмыгнула носом. – Но я справляюсь. Судя по результатам, весьма неплохо. В историю войду не самой худшей королевой! – Она усмехнулась.
Вильгельмина поведала о том, о чем до того уже говорила Лесли.
– И ты уж прости, но замуж я так и не вышла. Кажется, Гавелы закончатся на мне. – Она всплеснула руками и тут же взглянула на своего спутника. – Я бы подумала еще, но этот упрямец отказался снимать с себя форму и отрекаться… Хотя вот он – весь Орден.
Они смотрели друг на друга, пятидесяти-шестидесятилетние люди, как молодые любовники, которые встретились не раньше трех месяцев назад, очарованные друг другом. Оркелуз продолжил за нее:
– Да. Суд Рогневы предложил пальерам отречение, которое бы скостило лет десять, но как‑то это… Неправильно, что ли. – Он отвернулся навстречу ветру. – Как признаться в том, что все было зря. В общем, мы с Гаро, так получилось, хором вскочили со своим «нет». – Он посмеялся, вспоминая. – Как же мы собой гордились в тот момент, кто бы видел! – А потом смех его оборвался, и следующую фразу Оркелуз сказал серьезно: – В общем, это не особо сейчас важно.