– Все беды позади, – заверил Ги и еще раз припал губами к ее щеке. – Проклятый изменник больше нам не помеха!
У Оды сперло дыхание, а ноги подкосились, она едва не упала, но Ги подхватил ее под локоть и повел к трону.
– О, милая, ты, видно, оголодала! Эй, ты, вина принцессе!
– Я не хочу…
Ги усадил ее на трон, и, только опустившись на подушку, Ода поняла, куда присела, и тут же подскочила, будто сиденье ошпарило ее.
– Что вы, сир? Мне не положено!
– Королеве можно, – усаживал ее обратно Ги.
– Как «королеве»? – Ода взглянула на мать.
Та беззвучно шептала извинения. Карлица гневно топнула ногой и размашистым, насколько возможно, шагом поспешила на выход. Балаганщики заулюлюкали ей вслед. Кто‑то даже запустил в фаворитку обувью. Не обращая внимания на бардак, Ги привалился бедром к подлокотнику трона и заговорщицки принялся объяснять.
– Мне, значится, припомнилось тут, как ты, моя милая, появилась на свет. Я лично был тому свидетелем. – Он приложил руку к груди. – Вот моя прекрасная мачеха не даст соврать! Вдовствующая королева, идите к нам! Вы подтвердите мои слова.
Ивонна приблизилась, как повелел король, и встала за Йоммой. Младший брат печально смотрел на всех окружающих, а когда Ивонна подошла к ступеням, протянул ей руку. Но Ги никого, кроме Оды, не замечал.
– Ты так тихонько вышла, что мы грешным делом решили, что уж мертва. А потом так робко заплакала. Я не мог оторвать от тебя глаз, так мне было интересно! А уж после, когда появился Озанна…
Он намеренно прервался, дожидаясь от Оды вопроса. Она послушно отдала желаемое:
– Простите, сир, но мне известно, что Озанна родился первым…
– Ха-ха, вот! – Он погрозил пальцем сначала принцессе, а потом ее матери. – Вот здесь и загвоздка. Отчего‑то ваша матушка не решилась признать ваше первенство. Таков был ваш подлог, моя дама? – Он, скалясь, обернулся к мачехе.
– Верно, сир. Я вновь прошу прощения.
– Врать королю – грешно, моя дама, – оценивающе протянул Ги. – Потянет на смертную казнь, но я милостив. Вот все здесь скажут, что я – великодушен! – В ответ пробежался одобрительный шум. – А потому мы никого не накажем: повитуха уж в земле, я узнавал, а казнить почтенную мачеху… Как бы я посмел тебя расстроить, милая сестра? – Он подхватил ее руку и поцеловал ладонь. – Но я к чему все это? Мы с тобою, Одушка, первенцы у наших матерей, а я еще и у отца. Нам на роду написано вместе править.
Ода хлопала глазами и опиралась о свободный подлокотник, потому что чувствовала неимоверную слабость.
– Но так не положено.
– Так я уже запросил разрешения. – Ги ткнул указательным пальцем вверх.
– Я не могу стать королевой Эскалота. Я обручена с Годелевом.
– Ох, эта провинция не много ли на себя берет? – Ги скривился. – Придаток за лесом, а гонору! А гонору‑то! Нет, никуда я тебя не отдам – ты здесь мне нужна. Мы получим разрешение на брак, и я…
– Как на брак? – переспросила Ода и, сама того не ожидая, обмякла на троне.
Она очнулась от того, что Ги тряс ее за плечо и легко хлестал пальцами по щекам.
– Тебе никак дурно с дороги? – участливо спрашивал он. – Ну, ты посиди тут. Я в целом все самое важное уж и рассказал.
Едва волоча ноги, Ода вышла под руку с матерью из тронного зала, а дальше Паветт уже довел их до башни, в которой дамам предстояло ожидать незавидной участи: сестра, что выйдет за безумного брата, и мать, которой предстоит такое кощунство благословить. Отоспавшись, Ода поведала о приключениях и горестях, выпавших им с Озанной.
– За малым не спаслась!.. – вздохнула Ивонна. – Мой бедный мальчик… Сердцем хочу верить, что он жив, но умом понимаю, что если он в лесу выжил, то попался.
– Он крепок, матушка. – Ода не сомневалась в брате. – А если бы попался, то Ги бы уже ликовал и всем хвастал. Да и зачем ему твое признание? Конечно, затем, чтобы подвинуть Озанну подальше от трона. Хотя все это неправильно. Озанна хоть первым, хоть вторым наследовал бы трон после ГиЙоммы. Сестра пропускает брата к престолу – ведь таков наш закон.
– Ты прости меня, птенчик! Прости, пожалуйста! Я так хотела порадовать Оттава. Здоровый принц, первенец…
– У отца уже был первенец, – поправила Ода. – Беда всей нашей семьи в том, что никто не хотел учитывать ГиЙомму. Даже отец, который шел на это из-за клятвы. Вот Ги и озлобился.
– Но Йомма‑то все понял, всех простил, – оправдывалась Ивонна.
– Да он замученный, матушка! Живет, как на дыбе. Вот вроде тоже принц, а при Ги рос, что мальчик для битья. Так он и теперь его истязает.
В их самобичевании и неведении тянулись дни. Однажды к ним ворвался Ги, которого увещевал Йомма, чтобы тот сгоряча не натворил бед. ГиЙомма метались по комнате, хромая и волоча ту ногу, которой, как мог, шевелил младший брат. Ода и Ивонна с испугом следили, как Ги бормочет странности и грызет заусеницы. Под конец король поджал губы, уверенно заявил, что все решил, и покинул покои.