– Принцесса Ода, обещанная королю Годелеву в жены, в качестве приданого получает все оговоренные в брачном контракте земли и имущество.
– Ода, – через силу позвал Оттав.
Не дожидаясь распоряжений, которые тяжело давались отцу, Ода приблизилась. Оттав потянулся к ее ладони и переплел пальцы.
– Рука самой Дамы! – восхищенно выдохнул он.
Глядя на то, как отец силится произнести важные для него слова, Ода расплакалась. Она всегда плакала так стеснительно, впрочем, как и смеялась или иначе выражала эмоции. Она прикрывалась рукавами, веерами или попросту отворачивалась. У принцессы не выросли брови, а на лбу и висках было так мало тонких светлых волос, что ее лоб казался неестественно высоким. Ода стеснялась своей особенности, потому Ивонна ввела в моду энены – каркасные колпаки, похожие на башни, которые иные модницы стали покрывать тонким платком. Она надеялась так спрятать скудость волос у лица Оды, но едва принцесса вышла ко двору в семь лет, как придворные дамы стали выбривать свои брови и виски в попытках походить на принцессу. Однако даже всеобщий восторг не добавил Оде уверенности, она все еще прятала лицо, когда на нем оживали эмоции. Сейчас отец просил ее повернуться и взглянуть на него. Ивонна одарила детей пронзительными голубыми глазами, Оттав любил этот цвет.
– И такое светлое лицо! – произнес он и онемел.
Дух вышел из его тела, а рука отяжелела и упала на кровать. Ода тихонько завыла, Озанна бросился к ней. Леди-собака короля, почуяв перемену в теле хозяина, завертелась на кровати, сминая простыни, и принялась лизать нос и щеки Оттава.
– Фу, фу, – осторожно попытался отогнать ее секретарь.
– Прочь, – рявкнул Озанна, отпихнув одной рукой борзую.
Другой он обнимал сестру, содрогающуюся от плача.
Пока секретарь суетился, кланяясь не то покойнику, не то неделимым близнецам, Ода, Озанна и преданная борзая скорбели о потере. За дверями послышался секретарский крик о том, что король умер. Ги и Йомма подошли к ложу, Ги потянулся к руке, которую совсем недавно сжимала их сестра. Он не без возни снял перстень.
– Когда король стоит, прочим сидеть не положено.
Озанна поднял на него глаза, полные удивления, а Ода зашлась новыми стенаниями. Однако Озанна знал, что в голову Ги может взбрести любая глупость и что царство его будет ужасным. За мгновение Озанна смирил гнев и мысленно проложил дорогу от нынешнего места до гормова двора. Потому он встал сам и осторожно потянул за собой сестру. Они оба поклонились, замерли так, подобно статуям, и ожили, только когда Ги и Йомма вышли из покоев и в коридорах послышались возгласы преклоняющихся поданных.
– Я таковою кротостью предаю самого себя, – отрешенно произнес Озанна.
И Ода чувствовала, как хватка его слабеет, он отпускает ее, чтобы броситься вслед братьям и совершить поступок, который всех погубит. Принцесса вцепилась в буфы на его рукавах и запричитала:
– Нет, нет, нет, не вздумай потакать дурным мыслям! Надо найти матушку и поскорее отправиться в дорогу. Наша судьба не здесь – в Горме!
– Я сдержан только обещанием доставить тебя Годелеву, а в остальном отец ошибся и сам ошибку сознавал, оттого и мучился перед смертью.
– Почти его память, исполнив предсмертную волю, – прошептала Ода, когда в дверь беспардонно ворвался Руперт Ферроль.
Он второпях поклонился и сообщил, что их высочеств ждут в тронном зале на оглашении.
– Мы слышали завещание отца первыми.
– Их Величество ждут присяги, – настоятельно сказал Ферроль.
– Вы запутались в числах, Руперт, – безрадостно пошутил Озанна.
Когда они шли по коридорам, Озанна дознавался, где их мать.
– Вдовствующая королева горюет, ее не видели с утра, – не очень уверенно ответил Ферроль.
От башен их отделяло сопровождение из двух стражников, присоединившихся к ним на выходе в галерею. Озанна сжал руку Оды, они шагали слишком торопливо.
– Почему знамена не приспущены? – заметил Озанна.
– Приказ может отдать лишь король, – бросил Ферроль, даже не повернув головы.
Именно он шел впереди и задавал темп. Озанна притянул к себе Оду и прошипел:
– Падай, будто тебе дурно.